.....................................
Секунды падали и улетали прочь, И тишина ждала ответа. Тысячеглазая, в окно глядела ночь Мерцающих зрачков настороженным светом.
-Вы кончили? Я долго слушал вас,Промолвил, наконец, мой гость неторопливо. -Но я с поНтами знаком, и целый час Монологу внимал я терпеливо.
Позвольте ж мне ответ вам дать такой: Припомните, старинная подруга, Слова, когда-то сказанные мной В Эдеме нашем в час досуга,
Что Нта яблонька зеленая была Не просто деревом познанья, Не для познания добра и зла Она вела свое произрастанье.
И также, если вспоминать, Касаясь Нтой старой были, То вы, я должен вам сказать, Еще одну подробность позабыли:
Когда вы откусили невзначай Душистый плод, немного недозрелый, То лучший, солнцем позлащенный край, Я помню хорошо, вы сами сКели.
И вашей жизни высший смысл, В борьбе добра из зла, был понят вами, А сок зеленый логики и числ Достался Вашему Адаму.
И сколько бы с тех пор не проливалась кровь, В сердцах у женщин оставалась И материнская любовь, И ко всему живому жалость.
А между тем, в Эдеме каждый день Встречал я, помню, вашего Адама; Всегда и всюду, точно тень, Он молча следовал за вами.
И свой закон могли б вы миру дать,Ведь Ев не меньше, чем Адамов,Но черным черное назвать Вы никогда не смели прямо.
Изгнав из рода навсегда, Вы Каина хотя и осудили, Но вы, должно быть, в те далекие года Моложе и смелее были.
-Прервите,- я сказала, - ваш рассказ. Нет нужды нам друг с другом лицемерить. Слова такие мы слыхали много раз, И с каждым разом им труднее верить.
Вот в том-то и беда, мой друг, Что путь к добру так и не понят нами; Всегда вступаем мы в один и тот же круг, Все безысходней он с веками.
Не так уж много тех, кто зло творит для зла, Такая откровенность непристойна, Мы в самые кровавые дела Влагаем смысл весьма достойный.
И тот, кто бит, и тот, кто бьет, Всегда кричит и уверяет Что миру он добро несет И лишь другой ему мешает.
Один судья - вы помните - изрек (И честен был в своем он роде): Пускай умрет один невинный человек, Для блага целого народа.
И так как люди не могли На кровь и смерть установить границу, Но с каждым веком новые нули Мы пишем в Нтой единице.
Чем уже круг, тем шире взгляд, Сильней оружье и отвага, И вот уже людей миллионами крошат Для их же собственного блага.
И смысл земли - отдельный человекТысячекратно распинаем, Растет число из века в век, И где предел его - не знаем.
А был ведь среди нас великий фантазер, Оружием не разрешавший спора, Меч даже другу ставивший в укор И зло назвавший злом без оговорок.
Он был той цифрой, что, в пример другим, Вожди отечества, перечеркнув, забыли, Да помните - ведь вы и сами с ним В пустыне Галилейской говорили.
-А, помню, - черт сказал - быль мальчик очень мил И мне был крайне симпатичен, право. Мне кажется, ему я даже предложил Все царства мира и их славу.
-Хитрец,- сказала я, - но не был прост и он, Его ответ вы знали, без сомненья. Один из всех, он слишком был умен, Чтобы принять такое предложенье.
Он знал, как знали с вами мы,Власть получив, идея умирает; Как часто лучшие умы И до сих пор о том не знают.
Он вам не отдал ничего, Своей мечты не погасил значенья, Но Нтот фокус вы с наследием его Проделали блестяще, без сомненья.
-А - черт пожал плечами,- пустяки. Наследники не стоят разговора. Да кроме прочего, нам с вами те близки, Кто спорит, а не те, кто не выносит спора.
Пророков я люблю мятежный род, Пытливы их умы, различны их дороги,Один все сущее приписывает Богу, Другой материю, как догмат, вознесет,
Но вот на те бездумные стада, Что повторяют их слова, как Нхо, И в ваши дни, как в древние года, Я, право, не могу глядеть без смеха.
Ну, не смешны ли вы, мой друг поНт, Ну, не забавны ль в вашей детской вере, Что всей вселенной бесконечный свет Вмещается в один полузвериный череп?
-Все Нто так - я отвечала, - но Еще с момента нашей встречи Живет во мне сомнение одно, Мешает мне одно противоречье.
Добро и зло, и бесконечный свет,Но разговор об Нтом не напрасен? Ведь Бога нет и черта нет Простите мне, но Нто ясно.
Я знаю то, что существую я, И для меня в том нет сомненья, А вы - вы лишь мечта моя, Моей же мысли отраженье.
И если есть какой-то там Нфир, Дух мировой, способный на творенье,Не слишком добрым создал он наш мир, Где существует жизнь своим уничтоженьем.
Тогда какие ж силы придают Добру и злу значенье, смысл и меру, Где, черт возьми, тот самый Абсолют, Которому должны мы верить?
Мы неизвестное искать Должны в великом уравненьи, Для Нтого нам нужно дать Какое-то исходное значенье,
А если Нтих данных нет, То и ответа нет, конечно. Равны тогда и мрак и свет, Равны и нуль и бесконечность.
-Ну,- Сатана сказал,- не я тому виной, Что так иссякло в вас воображенье. Ваш предок, ясный и простой, Ответ искал не в уравненьях.
Ведь слышит тот, кто сам душой поНт, Вселенной ритм неуловимый. Есть для него и мрак и свет, И каждое понятье - зримо:
И нимфа стройная глядит из-за ветвей, И флейта Пана в роще раздается, И Бог с ним говорит в игре лучей, И Сатана в тени смеется.
Ваш предок верил образу и сну, Вы верите лишь формулам и числам; В замене Нтой, Большого я не вижу смысла.
Меняя мысли и слова, Вы замкнуты в себе - сказать примерно: Движенье атома, строенье вещества Ничуть не больше достоверно.
Всегда, везде и надо всем Лишь вашей мысли вечная работа; Что значит свет, не видимый никем? Что значит время, если нет отсчета?
И если не для вас, то холоден ли лед, Тверда ли сталь, горяч ли пламень? Лишь для того, кто видит, назовет, Есть и звезда, и дерево, и камень.
-Ах,- я сказала,- вы все тот же старый змей, Увертливый, скользящий, гибкий. Задашь вопрос о сущности вещейОтветите софизмом и улыбкой.
Но как бы в споре о вещах Не изменяли мы названьяВсе ж достоверны боль и страх, Реальны радость и страданье.
Быть может, то, что он, они и я Зовем добром, не понимая, И есть реальность бытия, Всего живого связь живая?
И в том, быть может, смысл вещей, И в том искомая граница, Что сколько б ни было нулей Но все значенье в единице?