ГОРОД
Кажется, на этот раз Художник обрел то, что искал. А что будет с ним в следующий раз, - мы не узнаем, разве что приедем в Тбилиси и придем к нему в мастерскую. Не взыщите, если эта история показалась Вам замысловатой. Так или иначе - она кончается. Но помните - я задолжала Вам одну рифму.
О зритель, ты бывал в Тбилиси? Там в пору наших холодов цветут растения в теплице проспектов, улиц и садов.
Там ты найдешь друзей надежных. Пусть дружба их тебя хранит. Там жил да был один Художник, который всех благодарит за благосклонное внимание...
МОЯ РОДОСЛОВНАЯ
ОТ АВТОРА
Вычисляя свою родословную, я не имела в виду сосредоточить внимание читателя на долгих обстоятельствах именно моего возникновения в мире: это было бы слишком самоуверенной и несовременной попыткой. Я хотела, чтобы героем этой истории стал Человек, любой, еще не рожденный, но как - если бы это было возможно - страстно, нетерпеливо желающий жизни, истомленный ее счастливым предчувствием и острым морозом тревоги, что оно может не сбыться. От сколького он зависит в своей беззащитности, этот еще не существующий ребенок: от малой случайности и от великих военных трагедий, наносящих человечеству глубокую рану ущерба. Но все же он выиграет в этой борьбе, и сильная, горячая, вечно прекрасная Жизнь придет к нему и одарит его своим справедливым, несравненным благом.
Проверив это удачей моего рождения, ничем не отличающегося от всех других рождений, я обратилась благодарной памятью к реальным людям и событиям, от которых оно так или иначе зависело.
Девичья фамилия моей бабушки по материнской линии - Стопани - была привнесена в Россию итальянским шарманщиком, который положил начало роду, ставшему впоследствии совершенно русским, но все же прочно, во многих поколениях украшенному яркой чернотой волос и глубокой, выпуклой теменью глаз. Родной брат бабушки, чье доброе влияние навсегда определило ее судьбу, Александр Митрофанович Стопани, стал известным революционером, сподвижником Ленина по работе в "Искре" и съездам РСДРП. Разумеется, эти стихи, упоминающие его имя, скажут о нем меньше, чем живые и точные воспоминания близких ему людей, из коих многие ныне здравствуют.
Дед моего отца, тяжко терпевший свое казанское сиротство в лихой и многотрудной бедности, именем своим объясняет простой секрет моей татарской фамилии.
Люди эти, познавшие испытания счастья и несчастья, допустившие к милому миру мои дыхание и зрение, представляются мне прекрасными - не больше и не меньше прекрасными, чем все люди, живущие и грядущие жить на белом свете, вершащие в нем непреклонное добро Труда, Свободы. Любви и Таланта.
1
...И я спала все прошлые века светло и тихо в глубине природы. В сырой земле, черней черновика, души моей лишь намечались всходы.
Прекрасна мысль - их поливать водой! Мой стебелек, желающий прибавки, вытягивать магнитною звездойпоторопитесь, прадеды, прабабки!
Читатель милый, поиграй со мной! Мы два столетья вспомним в этих играх. Представь себе: стоит к тебе спиной мой дальний предок, непреклонный Игрек.
Лицо его пустынно, как пустырь, не улыбнется, слова не проронит. Всех сыновей он по миру пустил, и дочери он монастырь пророчит.
Я говорю ему: - Старик дурной! Твой лютый гнев чья доброта поправит? Я б разминуться предпочла с тобой, но все ж ты мне в какой-то мере прадед.
В унылой келье дочь губить не смей! Ведь, если ты не сжалишься над нею, как много жизней сгинет вместе с вей, и я тогда родиться не сумею!
Он удивлен и говорит: - Чур, чур! Ты кто? Рассейся, слабая туманность! Я говорю: - Я - нечто. Я - чуть-чуть, грядущей жизни маленькая малость.
И нет меня. Но как хочу я быть! Дождусь ли дня, когда мой первый возглас опустошит гортань, чтоб пригубить, о жизнь, твой острый, бьющий в ноздри воздух?
Возражение Игрека:
- Не дождешься, шиш! И в том я клянусь кривым котом, приоткрывшим глаз зловещий, худобой вороны вещей, крылья вскинувшей крестом, жабой, в тине разомлевшей, смертью, тело одолевшей, белизной ее белейшей на кладбище роковом.
Примечание автора:
Между прочим, я дождусь, в чем торжественно клянусь жизнью вечной, влагой вешней, каждой веточкой расцветшей, зверем, деревом, жуком и высоким животом той прекрасной, первой встречной, женщины добросердечной, полной тайны бесконечной, н красавицы притом.
- Помолчи. Я - вечный Игрек. Безрассудна речь твоя, Пусть я изверг, пусть я ирод, я-то - есть, а нет - тебя. И не будет! Как не будет с дочерью моей греха. Как усопших не разбудит восклицанье петуха. Холод мой твой пыл остудит. Не бывать тебе! Ха-ха.
2
Каков мерзавец! Пусть он держит речь. Нет полномочий у его злодейства, чтоб тесноту природы уберечь от новизны грядущего младенца.
Пускай договорит он до конца, простак недобрый, так и не прознавший, что уж слетают с отчего крыльца два локотка, два крылышка прозрачных.
Ах, итальянка, девочка, пра-прапрабабушка! Неправедны, да правы поправшие все правила добра, любви твоей, проступки и забавы.
Поникни удрученной головой! Поверь лгуну! Не промедляй сомненья! Не он, а я, я - искуситель твой, затем, что алчу я возникновенья.
Спаси меня! Не плачь и не тяни! Отдай себя на эту злую милость! Отсутствуя в таинственной тени, небытием моим я утомилась.
И там, в моей дожизни неживой, смертельного я натерпелась страху, пока тебя учил родитель твой: "Не смей! Не знай!" - и по щекам с размаху.
На волоске вишу! А вдруг тверда окажется науки той твердыня? И все. Привет. Не быть мне ни-ко-гда. Но, милая, ты знала, что творила,
когда в окно, в темно, в полночный сад ты канула давно, неосторожно. А он - так глуп, так мил и так усат, что, право, невозможно... невозможно...
Благословляю в райском том саду и дерева, и яблоки, и змия, и ту беду, бог весть в каком году, и грешницу по имени Мария.
Да здравствует твой слабый, чистый след и дальновидный подвиг той ошибки! Вернется через полтораста лет к моим губам прилив твоей улыбки.
Но беговым суровым облакам не жалуйся! Вот вырастет твой мальчик наплачешься. Он вступит в балаган. Он обезьяну купит. Он - шарманщик.
Прощай же! Он прощается с тобой, и я прощусь. Прости нас, итальянка! Мне нравится шарманщик молодой. и обезьянка не чужда таланта.