* * *
Что ты, муж, меня бранишь
Так уныло, так напрасно?
Это март закапал с крыш,
И на улицах ненастно…
Разве холодно в дому?
Разве окна смотрят мутно?
Разве бегаю к кому,
От людей лицо закутав?..
Может, в том моя вина,
Что — догадливая женка —
Я растила пестуна
Для второго медвежонка?..
Может, нынче не красна —
Вот и всё тебе не любо?
Может, просится весна
Острой змейкою под шубу?..
Тихо косы расчешу,
Постелю, задую свечи…
Не ревнуй к карандашу…
Не брани меня под вечер…
Тодес
Лёд у лица — виток, ещё виток,
Одна опора — рука партнёра.
Мир голубой, как голубой каток,
Мелькают лица антрепренёров.
И в этом вихре лиц и голосов,
В метели бесконечной суеты
Есть нить одна — основа из основ —
Твоя рука, твой голос, просто — ты…
Ты пальцы побелевшие сожми,
Останови кружение у бездны,
И если упаду — ты подними,
Иначе — всё на свете бесполезно.
* * *
И не успела нанизать
К венчанью бусы,
И не успела навязать
Дела и вкусы,
И не успела стать женой,
С пелён вдовея,
И стала белой из ржаной
Под судьбовеем.
Сухие выцвели глаза,
Поникли плечи —
И, значит, нечего сказать,
И плакать нечем.
* * *
Звук становится чище и глуше…
Что же снова тебе не сказала?..
Говорили про дождь и про лужи,
И промозглую сырость вокзала.
Говорили про верхнюю полку,
Про купе и сквозняк, и соседей,
Про забытую в спешке футболку,
И молчали, что вместе не едем…
Звук растаял, сжимаю ладони,
Вслед кричу, хоть теперь и не к спеху:
«Оглянись! Я стою на перроне,
Как бы ты далеко ни уехал…»
* * *
Вот так, дружок, — ни слова в простоте —
На каждый звук — аптекарские гири…
Всё сбрендило в безумном этом мире —
Друзья — не те, любимые — не те.
Не тот трамвай мне путает маршруты.
По улицам, запутанным в клубок,
Бреду унылой кошкой, а минуты
Сбегают, как от бабки колобок.
И вроде, не болтаюсь на кресте,
Но даже радость с привкусом бескормиц
Не та — как утро, прерванное горном…
Друзья — не те… И те, что те — не те…
* * *
Начинается жизнь — к вечеру,
Разложили удары — квиты мы.
Очень жаль, но сказать — нечего,
Все слова, как шары бритые…
День уходит дождём в крапинку,
Год уходит, снега выхлестав,
И в тоске по делам праведным
Жизнь уходит пустым выстрелом.
Тянут руки ко мне нищие,
Их касаньем судьба мечена…
Так хотелось писать личное,
Оказалось — сказать нечего.
* * *
Не девочкой счастливой,
Не юною женой —
Усталой, терпеливой
Вошла ты в город мой.
Я сам в нём строил храмы
И красил купола
Для Самой!.. Самой–самой!
А в город Ты вошла…
Спокойно, отрешенно прошла по хрусталю
И на призыв бессонный
Сказала: «Не люблю…»
Перчаток не снимая,
Пригубила вино…
…Есть город, храм,
и знаешь,
В нём пусто и темно…
* * *
Я кольцо сняла,
Бросила под ноги…
Хорошо жила —
Дай так, Боже, многим!
Всё в дому с горой…
Пироги да пышки,
Да мужик — герой,
Да звонок — сынишка!
Всё легко в дому
И рукам послушно.
Что же, не пойму,
Песне здесь так скучно?
Бросила кольцо,
Залилась, запела!
Но темно лицо,
Не повеселело…
* * *
Из больницы вышла налегке —
Не клеймят, тавро не ставят чернью.
Не ребенок — сумка на руке —
Лёгкий спутник лёгких увлечений.
Тополиным пухом понеслась,
Отмахнув заботы сумкой лихо,
До поры ни капли не боясь,
В пустоту прорвавшегося крика,
До поры не думая о том,
Как в те улетевшие недели
Руки сына сердца снежный ком
Гладили, да так и не согрели.
Жизнь на память вяжет узелки:
До поры бездумье, до поры…
Развязать — да поздно, не с руки,
А рубить — затупишь топоры…
* * *
Налетела такая тоска,
Что хоть вой, хоть сонеты пиши…
В Белом море гуляет треска,
В Чёрном море — одни голыши…
* * *
Уехал друг Давид —
Осталась плешь в загаре…
Качает ветер дни,
Как мусор на плаву…
От прошлого знобит,
От «нончего» — кумарит,
Тошнит от болтовни
И, значит, я живу!
* * *