* * *
Я стал никем, я стал нулем,
А был еще недавно царь я,
Все дни сражаюсь с бесом-псом
И не справляюсь с этой тварью.
Я, как щенок в засаде ос
Или как мушка в паутине,
Не вижу моря трех полос —
Зеленой, голубой и синей.
Мне недоступны небеса
В благоухающем их цвете.
Господь, спаси меня от пса,
Иначе мне не жить на свете.
* * *
Закрытые зонты — как белые надгробья,
Пляж — кладбище у моря изголовья,
А буревестник с волн снимает пенки,
Подобно Горькому и Жене Евтушенке.
* * *
Мы уезжали, лица пряча,
И шли за нами волны, плача,
Был плач великий в море синем,
Узнавшем, что его покинем.
Волна волну гнала волнами,
Как в синей книжке, в Мандельштаме,
И выгибали волны выи,
Вздымая гребни волновые.
Сентябрь 2011
Халкидики
Саед-Шах Анна. Душа с dushoyu
«И ты теперь на человека…»
И ты теперь на человека
похож, мой ангел. Значит, прав.
Возьми с собой в людскую реку,
развей — я тоже пыль и прах.
Я тоже научусь из пены
сухой и наглой выходить,
смогу романтикой измены
назвать — и всем тебя простить.
И я смогу, как смог мой предок,
земные оценить дары
и тридцать новеньких монеток
в кармане спрячу до поры.
…А в день веселый, день воскресный
увижу, что не бог с тобой,
а лишь лысеющая бездна
над непокрытой головой.
«И по монитору, как по льдине…»
И по монитору, как по льдине,
я ползу среди других теней.
Мама-мама! В чьей ты паутине? —
жду тебя на чате сорок дней.
…И у нас по всей сети великой
добрых и отзывчивых друзей
с каждым часом больше — только кликай,
только кликни — и с планеты всей
отзовутся и любое дельце
разрешат, осудят и простят,
честные несчастные сидельцы
ни за что в веб-камерах сидят.
…Вот и я ночами на дорогу
выхожу — во лбу звезда горит, —
разум мой пусть и не внемлет блогу,
но душа с dushoyu говорит…
«Мамочка-мамочка, правда же…»
— Мамочка-мамочка, правда же,
я никогда не умру —
на кого ты тогда останешься?
Тетя Вера — жадная,
тетя Люба — злая,
дедушка с бабушкой старые,
ничего не умеют сами.
А я вырасту — буду заботиться.
— Да, моя милая. Спи.
— Мамочка-мамочка, правда же,
ты никогда не умрешь?
Тетя Вера — жадная,
тетя Люба — злая.
На кого я тогда останусь?
— На боженьку, милая, спи.
— Боженька-боженька, правда же,
Ты никогда не умрешь!
Дедушка с бабушкой старые…
Боженька-боженька, правда же,
я никогда не умру?
На кого ты тогда останешься?
А я вырасту — буду заботиться.
ЛЮБОВЬ-МОРКОВЬ
Если меня сровнять с землей,
слегка прикопать,
присыпать песком,
а сверху еще помочиться обильно
для лучшего роста —
мне будет, конечно, немножко обидно
взойти сорняком
под твоими кроссовками фирмы «Ла Коста».
Но ты и не мог поступить иначе!
Ведь, правда, тесен стал наш диван,
и нужно меня куда-то девать,
кормить, одевать
при любой погоде.
А так — глядите! — живет на даче,
при огороде.
…Ой, не наступай —
копай, мой хороший, копай…