***
– Мышка, что тебе не спится?
– По скрипучим половицам
У меня над потолком
Кто-то ходит босиком,
Кто-то вкрадчивый и важный...
– Может, это ветер сажу
Выдувает из трубы?
– Ветер? Ветер... Может быть.
– Или дом трещит от стужи?
Или в перекрытье кружит
Беспокойный домовой?
Мышка водит головой,
Чутко впитывая звуки.
Ночь. На кухне пахнет луком
И сгущенным молоком.
Мышка крестится тайком.
Лапки падают устало.
Бог, склонясь над одеялом,
Поправляет тьму-доху.
Кто-то ходит наверху.
***
И он стал похож на пустой квадрат,
Но смеялся чаще, чем год назад,
Отпустил усы и крепко спал по ночам.
Он не думал о ней, он играл в футбол,
И играл на флейте. Он был – орел.
Но когда она улыбалась – всегда молчал.
Он истер подошвами свой предел,
Он извел себя, но остался цел
И вполне доволен без малого шесть недель.
А потом в стене появилась дверь
И оттуда выпрыгнул рыжий зверь
И сказал: «Пойдем. Нам нужно поймать форель.»
И они пошли. И пришли к мосту.
И ловили рыбу, но всё не ту.
И лежало солнце на черных макушках гор.
И тянулось утро, как теплый воск.
И входило лезвие в рыбий мозг,
И сочились запахи, вязкие, как кагор.
Зверь, балуясь, лапой сбивал укроп,
Выгибался, бархатный морщил лоб,
Окунался мордой в прыгучую плоть воды,
И ревел, рывком разевая пасть.
И шалея, рыба хватала снасть
И взлетала – радугой в радужный влажный дым.
И цвела под пальцами рыбья плоть,
А ему казалось, что он – Господь.
Он взбивал ногой леденящую пену дна
И все длил и длил бесконечный день...
Даже зверь, умаясь, улегся в тень.
А спустя столетье из пены взошла она.
И швырнула галькой в его блесну.
Он взглянул на зверя, но зверь уснул.
Он взглянул на солнце – и то поползло в зенит.
А она, смеясь, выгрызала мед
Из пчелиных лапок. «Не спи! Возьмет!»
И тотчас меж пальцами вниз побежала нить.
«Ах какая рыба! Ты дашь мне... часть?»
Тут у зверя чуть приоткрылась пасть.
Он взглянул на щель, из которой текла вода,
И поднялся, хрустнув коленом. «Дам.»
Улыбнулся мокрым своим следам
И взошел на мост.
Она же осталась там.
Из «Языческих песен»
***
Когда весь мир. сойдя с ума,
Вертясь подброшенной монетой,
ворвался в сумасшедший март,
На небеса взошла комета.
Взошла сквозь сеть астральных карт,
Затмив размывы млечной каши.
Как хохотал безумец март!
Во весь размах небесной чаши!
Как бил в стошкурый барабан,
Как ликовал, срываясь с крыши
И обдавая луч-пуант
Соленьем подколесной жижи.
Сам господин Великий Пыл
Хватал за бороды упрямых,
Мелькнув сквозь стробоскоп толпы
Худым лицом Прекрасной Дамы.
И всех захлетывал азарт.
Нещадно смешивая ритмы,
Крушил стекло безумец-март.
Комета двигалась к зениту.
***
– Я – Артафон. Артемиды пес.
Быстрый ее аркан.
Ветер Эгейи меня принес.
Ветер полдневных стран.
– Но не быстрее моих колен!
Мне ль тебя не узнать,
Пестроголовый мой?
Я – олень!
Попробуй меня взять!
– Я – Артафон. Черномордый бог.
Бог, терзающий сны
Ланей. Я – лай. Я – мельканье ног.
Выгнутый лук спины.
– Тысячи лет, океан чащоб,
Века и века подряд
Я, оглянувшись через плечо,
Вижу тебя, брат,
И повелитель! Мой верный след,
Если я не люблю,
Дай оскорбляющей плоть стреле
Выпачкать шерсть мою!
– Да! Бесконечностью дней-погонь,
Верой, к которой тверд,
Я – Артафон! Рыжий огонь!
Я без тебя – мертв!
Близко. Между – один прыжок.
– Жена моя и сестра...
Санкт-Петербург. Подземный мешок.
Восемь часов утра.
***
Король был хром.
Возничий пьян.
Гарольд косноязык.
– Прошу добром!
Она моя!
И дергался кадык.
– Приду с полком!
Возьму на щит!
Обещано – отдай!
Король был хром.
Но знаменит!
Серьезный государь.
Отец молчал.
Народ роптал.
Принцесса терла глаз.
Гарольд скучал.
Возничий спал.
– Прошу в последний раз!
Добром! Приду – возьму на щит!
Отец махнул рукой:
– Приду! Приду! Зачем кричит?
Гасите факелы. Открой
Ворота шыре /Ближним/ Тролль,
Всего лишь – тролль.Иди!
Иди, скажи ему, гарольд,
Иди, скажи ему: Изволь!
Еще:пусть запасает соль,
А нет – и так сьедим.