— Нет, не клевета, если я докажу это, а я докажу! Пусть этот аргумент эмоционален, но он неопровержим. Вы ведь видите это, господин председатель, не так ли? Победа, конечно, останется за моими взглядами, но не без прискорбных осложнений. Мне кажется, вам следует убедить доктора Фастольфа смириться с неизбежным поражением и избавить Аврору от трагической процедуры, которая ослабит наше положение среди космомиров и подорвёт нашу веру в себя.
— Как вы можете доказать, что доктор Фастольф вывел этого робота из строя?
— Он сам признает, что он — единственный человек, который мог бы это сделать. Как вам известно.
— Да, — сказал председатель. — Но я хотел, чтобы вы подтвердили это мне — не своим последователям и не средствам массовой информации, а лично мне в частной беседе. Как вы и сделали. — Он обернулся к Фастольфу: — А что скажете вы, доктор Фастольф? Вы действительно единственный человек, который мог бы вывести этого робота из строя?
— Не оставив никаких следов физического насилия? Да, насколько мне известно, никому другому это не удалось бы. Не думаю, что доктор Амадиро настолько силен в робопсихологии, и не перестаю изумляться, что, основав Институт робопсихологии, он с такой готовностью во всеуслышание объявляет о собственной некомпетентности, даже имея за спиной всех своих сотрудников. — Он насмешливо улыбнулся Амадиро.
Председатель вздохнул:
— Доктор Фастольф, обойдёмся без риторики, без сарказмов и тонких шпилек. Что вы можете сказать в своё оправдание?
— Только одно: никакого вреда Джендеру я не причинял. И не утверждаю, что это сделал кто-то ещё. Игра случая — принцип неопределённости проявил себя в конкретных позитронных связях. Редко, но бывает. Пусть доктор Амадиро признает, что это была случайность, что никого не станут обвинять бездоказательно, и тогда мы сможем обсудить предлагаемые варианты соглашения, исходя только из их весомости.
— Нет, — сказал Амадиро. — Вероятность случайной гибели робота слишком мала — заметно меньше, чем вероятность того, что её вызвал доктор Фастольф. Настолько меньше, что снять вину с доктора Фастольфа было бы безответственно. Я не отступлю, и победа останется за мной. Господин председатель, вы знаете, что победа будет моей, и мне кажется, что единственным разумным шагом будет принудить доктора Фастольфа смириться с поражением во имя всепланетного единства.
— А это, — быстро перебил Фастольф, — прямо связано с расследованием, которое, по моей просьбе, ведёт мистер Бейли с Земли.
— Шаг, против которого я возражал с самого начала, — столь же быстро сказал Амадиро. — Этот землянин, возможно, умелый следователь, но он не знает Авроры и ничего не сможет тут сделать. Если, конечно, не считать всяких клеветнических измышлений, из-за которых Аврора может быть выставлена перед кос- момирами в недостойном и смешном виде. Уже в десятке важных гиперволновых программ десятка космомиров встречались сатирические заметки на эту тему. Записи были отправлены в вашу канцелярию.
— И были доведены до моего сведения, — сказал председатель.
— На Авроре многие возмущены, — гнул своё Амадиро. — Позволить этому расследованию продолжаться было бы в моих эгоистических интересах. Оно лишает Фастольфа поддержки общественного мнения и голосов в Законодательном собрании. И чем дольше оно продлится, тем вернее будет моя победа, но оно компрометирует Аврору, и я не хочу получать выгоду от того, что наносит ущерб моей планете. Со всем уважением, господин председатель, я рекомендую положить расследованию конец и теперь же убедить доктора Фастольфа добровольно согласиться с тем, с чем он волей-неволей будет вынужден смириться, заплатив куда более высокую цену.
— Не отрицаю, — сказал председатель, — что, возможно, согласие на это расследование было дано доктору Фастольфу несколько необдуманно. Но повторяю — возможно. Признаюсь, я предпочел бы прекратить его. Тем не менее землянин (присутствия Бейли он всё ещё словно не замечал) провёл здесь некоторое время…
Он замолчал, как будто ожидая от Фастольфа подтверждения, и тот поспешил сказать:
— Сегодня третий день, как он занимается расследованием.
— В таком случае, — объявил председатель, — мне кажется, будет только справедливо, чтобы, перед тем как запретить расследование, я выяснил, не установил ли он уже что-либо.
Председатель снова замолчал, и Фастольф, взглянув на Бейли, чуть заметно кивнул.
— Господин председатель, — сказал Бейли негромко, — мне не хотелось бы говорить без приглашения. Мне задан вопрос?
Председатель нахмурился и, не глядя на Бейли, произнёс:
— Я прошу мистера Бейли с Земли сообщить нам, удалось ли ему что-нибудь установить.
Бейли глубоко вздохнул. Вот оно!
76
— Господин председатель, — начал он, — вчера днём я задавал вопросы доктору Амадиро, который всячески шёл мне навстречу и во многом мне помог. Когда я и мои сопровождающие…
— Ваши сопровождающие? — переспросил председатель.
— Меня сопровождали два робота всё время, пока я вёл расследование, господин председатель, — ответил Бейли.
— Роботы, принадлежащие доктору Фастольфу? — вмешался Амадиро. — Я спрашиваю об этом для записи.
— Да. Для записи, — сказал Бейли. — Человекоподобный робот Дэниел Оливо и Жискар Ревентлов, робот более старой модели.
— Благодарю вас, — сказал председатель. — Продолжайте.
— Когда мы покинули территорию Института, выяснилось, что наша машина повреждена.
— Повреждена? — с недоумением повторил председатель. — Кем?
— Мы не знаем, но произошло это на территории Института. Мы прибыли туда по приглашению, так что персонал Института знал о нашем прибытии. И маловероятно, чтобы кто-нибудь ещё мог оказаться там без приглашения и без ведома персонала. Если бы это было мыслимо, пришлось бы предположить, что повредить машину мог кто-то из служащих или сотрудников Института, что, разумеется, невозможно без прямого указания доктора Амадиро, а это столь же немыслимо.
— Вы что-то много думаете о немыслимом, — заметил Амадиро. — Обследовал ли машину квалифицированный механик? И было ли это действительно следствие чьих-то козней или просто поломка?
— Осмотр не производился, сэр, — ответил Бейли, — но Жискар, запрограммированный водить машину и хорошо знающий эту, утверждает, что её повредили.
— А он робот доктора Фастольфа, запрограммированный им и ежедневно получающий от него распоряжения, — сказал Амадиро.
— Вы намекаете… — начал Фастольф.
— Я ни на что не намекаю. — Амадиро примирительно поднял ладонь. — Я просто констатирую… для записи.
Председатель сделал неопределённый жест:
— Может быть, мистер Бейли с Земли продолжит?
— Когда машина сломалась, — сообщил Бейли, — к ней явились другие.
— Другие? — переспросил председатель.
— Другие роботы. Когда они появились, моих роботов там уже не было.
— Минуточку, — перебил Амадиро. — Каким было ваше состояние в тот момент, мистер Бейли?
— Я чувствовал себя не очень хорошо.
— Не очень хорошо? Вы землянин и приспособлены жить только в искусственной обстановке ваших Городов. Под открытым небом вы чувствуете себя плохо, не так ли, мистер Бейли? — спросил Амадиро.
— Да, сэр.
— А вчера вечером разразилась сильная гроза, как, полагаю, известно председателю. Не точнее ли будет сказать, что вы чувствовали себя очень скверно? Почти теряли сознание, если не хуже?
— Да, мне было плохо, — с неохотой признал Бейли.
— В таком случае, — резко сказал председатель, — как ваши роботы могли уйти от вас? Раз вы чувствовали себя плохо, они должны были остаться с вами.
— Я приказал им уйти, господин председатель.
— Почему?
— Я полагал, что так будет лучше, — ответил Бейли. — И объясню почему, если вы разрешите мне продолжить.
— Продолжайте.
— За нами действительно гнались — преследовавшие нас роботы появились у машины вскоре после того, как я отослал моих. Преследователи сразу спросили, где мои роботы, и, только услышав, что я отослал их назад в Институт, поинтересовались, не плохо ли я себя чувствую. Я ответил, что нет, и они сразу бросили меня и отправились на поиски моих роботов.