— Конечно, возможно. Вот и приходится контролировать движение в гиперпространстве, потому что для него тысяча световых лет что один год.
— Значит, мы спокойно можем…
Уэндел знала, что скажет Фишер.
— Нет, вернуться не так просто. Если нас подвело управление, каждый новый этап путешествия будет заканчиваться неизвестно где, в какой-то случайной точке, и мы никогда не вернёмся назад.
Фишер нахмурился. Эйфория, охватившая его оттого, что он побывал в гиперпространстве и благополучно вернулся, исчезла.
— Но во время экспериментов вы же благополучно возвращали объекты?
— Они были не такими массивными, и мы перебрасывали их не так далеко. Впрочем, пока всё не так уж плохо. Мы прошли столько, сколько планировали. Расположение звезд такое, каким должно быть.
— Как это? Ведь оно изменилось. Я сам видел.
— Изменилась ориентация корабля. Его нос отклонился почти на двадцать восемь градусов. То есть мы летели по кривой, а не по прямой.
Звёзды в иллюминаторе медленно двигались.
— Сейчас мы разворачиваемся носом к Звезде-Соседке, — сказала Уэндел, — из психологических соображений: чтобы понимать, куда летим. Прежде чем лететь дальше, придётся выяснить, почему траектория корабля изменилась.
В иллюминаторе ослепительным маяком вспыхнула яркая звезда, медленно проплыла и исчезла. Фишер моргнул.
— Солнце, — пояснила Уэндел, отвечая на удивленный взгляд Фишера.
— Есть ли разумное объяснение того, почему наш курс изменился? — спросил Фишер. — Если Ротор тоже сбился с курса, то кто знает, чем всё это кончилось?
— И чем кончится у нас. Пока у меня нет объяснений. — Уэндел встревоженно посмотрела на него. — Будь наши предположения точны, изменилось бы лишь положение корабля, а не его ориентация. То есть мы переместились бы по Эвклидовой прямой, невзирая на неэвклидово пространственно-временное искривление. Двигались-то мы не в нём. Скорее всего, мы ошиблись при программировании или напутали в исходных параметрах. Лучше бы это было программирование — такую ошибку проще исправить.
Прошло пять часов. Уэндел вошла, потирая глаза. Фишер вопросительно взглянул на неё. Он пытался посмотреть фильм, но не мог сосредоточиться. Тогда он стал рассматривать созвездия, надеясь, что вид в иллюминаторе успокоит его.
— Ну, Тесса? — спросил он.
— С программированием, Крайл, всё в порядке.
— Значит, врут исходные данные?
— Да — но как это определить? Мы же использовали едва ли не бесконечное множество допущений. Как найти среди них ошибочное? Нельзя же перебирать по одному — и до конца не доберёмся, и потеряемся окончательно.
Воцарилась тишина. Наконец Уэндел сказала:
— Если бы ошибка была в программировании, мы исправили бы её шутя и всё было бы в порядке. Но теперь придётся обратиться к основам. Тут уж мы наверняка обнаружим что-то серьёзное и если не справимся, то, возможно, пути домой уже не найдём. — Она прикоснулась к руке Фишера. — Ты понял меня, Крайл? Если мы не сможем найти ошибку, только случай поможет нам вернуться домой. С каждой новой попыткой мы будем попадать всё дальше и дальше от нужного места. А когда надоест прыгать, когда иссякнет энергия или глубокое отчаяние лишит нас желания жить — нас ждет смерть. И всем этим ты будешь обязан мне. Но главное не это — погибнет мечта. Если мы не вернёмся, на Земле ничего не узнают о нашей судьбе. Скорее всего, решат, что мы погибли при переходе, и откажутся от новых сверхсветовых полётов.
— Но необходимо пробовать — ведь нужно спасать человечество…
— Не обязательно. Они могут опустить руки и так дожидаться Звезды-Соседки, а потом просто погибнуть по одному. — Уэндел подняла глаза и поморгала. Лицо её казалось ужасно усталым.
Крайл хотел что-то сказать, но промолчал.
— Крайл, мы уже столько лет вместе, — нерешительно начала Уэндел. — Если твоей мечты о дочери больше нет — хватит ли тебе только меня?
— Я тоже могу спросить: удовольствуешься ли ты мной одним, когда у тебя уже не будет твоего сверхсветового полёта?
Оба задумались над ответом. Наконец Уэндел проговорила:
— Крайл, ты у меня на втором месте, но с внушительным отрывом от всего прочего. Спасибо тебе.
Фишер поежился.
— Тесса, то же самое я хотел сказать тебе. Но перед стартом я бы ни за что в это не поверил. Кроме дочери, у меня есть только ты. И мне подчас хочется…
— Не надо. Второе место тоже почетно.
И они взялись за руки. Крепко. И стали смотреть на звёзды.
В дверь просунулась головка Мерри Бланковиц.
— Капитан Уэндел, у By есть идея. Он говорит, что уже давно думает об этом, но не решается сказать.
— Почему? — Уэндел вскочила.
— Он сказал, что однажды попробовал, а вы велели ему не быть дураком.
— Неужели? А почему он решил, что я никогда не ошибаюсь? Конечно, я его выслушаю и, если окажется, что идея недурна, сломаю шею за то, что не сказал раньше…
И она торопливо вышла.
72
Весь день и половину следующего Фишер ждал. Больше ему ничего не оставалось. Ели все вместе, как обычно, но молча. Фишер не знал, удалось ли учёным поспать. Сам он дремал иногда, просыпаясь, чтоб в очередной раз прийти в отчаяние.
«Сколько лет мы можем здесь выдержать?» — подумал он на второй день, глядя на прекрасную и недостижимую точку в небе, которая недавно согревала его и освещала дни его жизни.
Рано или поздно все они умрут. Да, современная космическая техника может существенно продлить их жизнь. Установки замкнутого цикла достаточно эффективны. Даже пищи хватит надолго, если они будут довольствоваться пресными и безвкусными пирожками из водорослей. Микроатомные двигатели в состоянии надолго обеспечить их энергией. Но едва ли кому-нибудь захочется дожить до тех пор, когда система жизнеобеспечения придёт в негодность.
Когда у тебя нет никакого выхода — не разумнее ли прибегнуть к регулируемым деметаболизаторам?
Этот способ самоубийства был принят на Земле. Можно было отмерить себе дозу на целый день и, зная, что этот день будет последним, прожить его по возможности счастливо. К вечеру человека охватывала дремота. Зевая, он погружался в спокойные и мирные сновидения, которые становились всё глубже, потом сны исчезали — и человек не просыпался. Более гуманной смерти ещё не придумали.
Однако в пять часов вечера, на следующий день после неудачного перехода, совершившегося по кривой, а не по прямой, запыхавшаяся Тесса ворвалась в каюту и круглыми глазами взглянула на Крайла. Её тёмные волосы, в которых за последний год прибавилось седины, были взлохмачены.
Фишер испуганно вскочил.
— Плохо?
— Нет, хорошо! — ответила она и рухнула в кресло. Фишер не поверил своим ушам. К тому же он не был уверен, что Тесса не пошутила. А потому он молча наблюдал, как она приходила в себя.
— Все хорошо, — наконец повторила она. — Отлично! Великолепно! Крайл, ты видишь перед собой дуру. И мне уже не оправдаться.
— Но что же случилось?
— Сяо Ли By знал, в чём дело, знал с самого начала. И я даже помню, как он говорил мне об этом. Несколько месяцев, может, год назад. Я тогда не обратила внимания, отмахнулась… — Она умолкла, чтобы перевести дыхание. Возбуждение мешало ей говорить. — Вся беда в том, что я думала, что одна разбираюсь в физике сверхсветового полёта и никто не может зайти дальше меня. И если кто-то высказывал идею, которая казалась мне странной, значит, эта идея — просто глупость. Ты понял, что я хочу сказать?
— Случалось мне встречаться с такими людьми… — мрачно ответил Фишер.
— На это всякий способен, — сказала Уэндел, — при определённых обстоятельствах. Наверное, особенно легко этому поддаются стареющие учёные. Потому-то былые смелые революционеры в науке через несколько десятилетий превращаются в живых ископаемых. Как только воображение покроется корочкой самообожания — конец. И мне тоже… Но хватит об этом. За один день мы всё кончили, подправили уравнения, перепрограммировали компьютер, провели модельные расчёты. Прошли по всем тёмным дорожкам и ухватили себя за уши. В обычных условиях на это ушло бы не менее недели, но мы работали как одержимые.