— Да, замена была. — Форестер нахмурился. — Мэннинг заказал на десерт марсливы.
— А вы нет?
— Нет.
— А где эти марсливы сейчас? — Дэвид когда-то пробовал их. Сливы, растущие в обширных теплицах Марса, сочные и бескосточковые, со слабым ароматом корицы, дополняющим фруктовый вкус.
Форестер сказал:
— Он их съел. А что, вы считаете?..
— За какое время до приступа?
— Примерно за пять минут, мне кажется. Мы даже не закончили кофе. — Он болезненно побледнел. — Они отравлены?
Дэвид не ответил. Он повернулся к управляющему:
— Что вы скажете о марсливах?
— В них не было ничего ненормального. Ничего. — Гаспер в волнении схватил занавес и лихорадочно скомкал, но при этом продолжал бормотать еле слышным шёпотом: — Свежая поставка с Марса, проверенная и одобренная правительством. Только за последние три вечера мы продали несколько сотен порций. Ничего подобного не случалось.
— Всё равно, прикажите исключить марсливы из меню, пока мы не проверим их вторично. А теперь, на случай, если дело не в них, пожалуйста, принесите какой-нибудь пакет, чтобы мы смогли забрать остатки обеда для проверки.
— Сейчас. Сейчас.
— И, конечно, никому об этом не рассказывайте.
Управляющий вернулся через несколько секунд, вытирая вспотевший лоб носовым платком. Он сказал:
— Никак не могу этого понять. Никак не могу.
Дэвид сложил в пакет пластиковые тарелки с остатками пищи, добавил то, что осталось от поджаренных булочек, закрыл вощеные чашки, в которых подавали кофе, и отставил их в сторону. Гаспер перестал непрерывно потирать руки и потянулся к контакту на краю стола.
Но Дэвид опередил его, и, вздрогнув от неожиданности, управляющий обнаружил, что его запястье крепко стиснуто сильными пальцами.
— Сэр, но крошки!
— Я их тоже заберу.
С помощью карманного ножа Дэвид собрал все крошки, острое лезвие легко скользило по невидимой поверхности силового поля. Самому Дэвиду не нравились подобные столешницы. Их абсолютная прозрачность вовсе не способствовала расслаблению. Обедающие, видя висящие в пустоте тарелки и чашки, испытывали напряжение. Приходилось слегка выводить поле из фазы, что вызывало непрерывное мерцание и создавало впечатление твёрдой поверхности.
В ресторанах же такие столы пользовались популярностью, поскольку нужно было лишь слегка, на долю дюйма, приподнять поле, чтобы уничтожить все прилипшие крошки и капли. Только закончив собирать остатки пищи, Дэвид позволил Гасперу проделать эту операцию, вначале отключив предохранитель, а затем используя специальный ключ. Поверхность стола в момент стала совершенно чистой.
— Ещё минутку. — Дэвид взглянул на циферблат своих часов, потом слегка отогнул занавес. — Доктор Хенри! — позвал он негромко.
Долговязый мужчина средних лет, сидевший за тем самым столом, за которым пятнадцать минут назад сидел Дэвид, вздрогнул и удивленно оглянулся.
Дэвид улыбнулся.
— Я здесь! — И прижал палец к губам.
Доктор Хенри встал. Костюм висел на нём, редеющие седые волосы были тщательно зачесаны на лысину.
— Мой дорогой Дэвид, ты уже здесь? — спросил он, подходя к нише. — А я думал, что ты опаздываешь. Но что случилось?
Улыбка исчезла с лица Дэвида. Он ответил:
— Ещё один.
Доктор Хенри зашёл за занавес, взглянул на мертвого и пробормотал:
— Надо же!
— Никак не ожидал увидеть такое прямо здесь, — заметил Дэвид.
— Я думаю, — доктор Хенри снял очки и прочистил их слабым силовым полем своего карманного очистителя, — я думаю, лучше закрыть ресторан.
Гаспер беззвучно, как рыба, глотнул воздух и сдавленно произнес:
— Закрыть ресторан?! Он открыт всего неделю. Это катастрофа. Настоящая катастрофа!
— Всего лишь на час или около того. Нужно убрать тело и осмотреть вашу кухню. Вы ведь хотите, чтобы мы раскрыли загадку пищевого отравления, и для вас будет гораздо менее удобно, если мы будем заниматься всем этим в присутствии обедающих.
— Очень хорошо. Ресторан будет в вашем распоряжении, но мне нужен час, чтобы все посетители кончили обедать. Надеюсь, огласки не будет.
— Никакой, уверяю вас. — Морщинистое лицо доктора Хенри было очень серьёзно. — Дэвид, позвони в Зал Совета и попроси Конвея. У нас для таких случаев разработана процедура. Он знает, что нужно делать.
— А я должен оставаться? — неожиданно вмешался Форестер. — Я плохо себя чувствую…
— Кто это, Дэвид? — спросил доктор Хенри.
— Он обедал вместе с умершим. Его зовут Форестер.
— Ага. Боюсь, мистер Форестер, вам придётся поболеть здесь.
В ресторане было холодно, и он производил неприятное впечатление своей пустотой. Пришли и ушли молчаливые оперативники. Они тщательно, атом за атомом, проверили кухню. Теперь в зале остались только доктор Хенри и Дэвид. Они сидели в пустой нише. Света не было, а кубики трёхмерного телевидения на каждом столе ничем не отличались от простых стекол.
Доктор Хенри покачал головой.
— Мы ничего не выясним. Я это знаю по опыту. Прости, Дэвид. Не так мы хотели отметить твой выпуск.
— Для этого ещё будет время. Вы в своих письмах упоминали случаи пищевого отравления, так что я был подготовлен. И всё же я не думал, что нужна такая абсолютная секретность. Если бы я об этом знал, постарался бы быть осторожнее.
— Бесполезно. Нельзя вечно скрывать это дело. Мало-помалу информация просачивается. Люди видят, как человек умирает за едой, потом слышат об аналогичных случаях. И всегда за едой. Плохо дело, а будет ещё хуже. Ну, поговорим об этом подробнее завтра, когда будешь у Конвея.
— Подождите! — Дэвид пристально посмотрел в глаза старшему собеседнику. — Что-то беспокоит вас больше, чем смерть одного человека или даже смерть тысячи. Что-то, чего я не знаю. Что это?
Доктор Хенри вздохнул.
— Боюсь, Дэвид, что Земля в большой опасности. Большинство Совета в это не верит, Конвей убеждён лишь наполовину, но я уверен, что эти преднамеренные пищевые отравления есть хитрая и жестокая попытка захватить контроль над экономической жизнью Земли и над парламентом. И до сих пор, Дэвид, совершенно неизвестно, кто за этим стоит и как это осуществляется. Совет Науки совершенно беспомощен!
2. ЖИТНИЦА В НЕБЕ
Гектор Конвей, глава Совета Науки, стоял у окна своего кабинета на последнем этаже Башни Науки, стройного сооружения, возвышающегося над северными пригородами Интернационального Города. Город сверкал в ранних сумерках. Скоро вспыхнут белые огни вдоль оживленных пешеходных дорог. Как жемчуга, будут переливаться здания, когда оживут окна. Центральное место в пейзаже, открывающемся из окна, занимали отдаленные купола Залов Конгресса и среди них здание Исполнительной Власти.
Он был один, никто не мог его потревожить, кроме доктора Хенри, — автоматический замок кабинета был настроен на его отпечатки пальцев. Конвей чувствовал, что его напряжение начало спадать. Скоро здесь будет Дэвид Старр, неожиданно и чудесным образом выросший и готовый к исполнению своего первого поручения в качестве члена Совета. Конвей ждал его, будто собственного сына. Впрочем, в некотором смысле так оно и было. Дэвид Старр — его сын: его и Августаса Хенри.
Вначале их было трое: он сам, Гус Хенри и Лоуренс Старр. Они вместе учились, вместе поступили в Совет Науки и вместе проводили первые расследования; а затем Лоуренс Старр получил повышение. Этого следовало ожидать: из них троих он был самым талантливым.
Он получил должность на Венере, и впервые за всё время они взялись за новую работу не вместе. Лоуренс улетел с женой и сыном. Жену звали Барбара. Прекрасная Барбара Старр! Ни Хенри, ни сам Конвей так и не женились: ни одна девушка не могла сравниться с Барбарой в их памяти. Когда родился Дэвид, они стали дядей Гусом и дядей Гектором, так что ребенок в конце концов стал путаться и называть отца дядей Лоуренсом.
А потом на корабль, в котором семья Лоуренса летела на Венеру, напали пираты. Это было массовое убийство. Пираты не берут в космосе пленных, и через два часа свыше ста человек были мертвы. Среди них — Лоуренс и Барбара.