Когда скорость выровнялась, «Метеор» находился в пяти миллионах миль от Цереры, и если бы Дэвид и Верзила захотели взглянуть на неё, то обнаружили бы, что Церера превратилась в светлое пятнышко, менее яркое, чем многие звёзды. Верзила сказал:
— Послушай, Счастливчик, я давно хочу тебя спросить. С тобой ли твой сверкающий щит?
Старр кивнул, и лицо Верзилы стало грустным.
— Почему же тогда ты, глупый бык, не брал его с собой, когда отправился на охоту за пиратами?
— Он и тогда был со мной, — спокойно ответил Старр. — Я не расставался с ним с того дня, как мне его дали марсиане.
Счастливчик и Верзила знали (впрочем, никто в Галактике, кроме них, этого не знал), что марсиане, о которых упомянул Дэвид, — это не фермеры и скотоводы Марса. Это раса нематериальных существ, прямых потомков древнего разума, обитавшего на Марсе задолго до того, как он потерял почти весь свой кислород и воду. Выкопав огромные пещеры под поверхностью планеты, марсиане конвертировали выбранные кубические мили в энергию и запасли эту энергию на будущее, и теперь жили в полной изоляции. Они оставили свои материальные тела и воплотились в чистую энергию, и человечество не подозревало об их существовании. Только Счастливчик Старр проник в их крепости и в качестве сувенира получил то, что Верзила назвал сверкающим щитом. Раздражение Верзилы увеличивалось.
— Но если он был у тебя с собой, почему ты его не использовал? Что случилось?
— Ты неправильно представляешь действие щита, Верзила. Он не всемогущ. Он не может накормить меня и вытереть мне губы, когда я наемся.
— Я видел, что он может. Он многое может.
— Да, может. Он поглощает энергию любого типа.
— Например, энергию выстрела из бластера. Ты ведь не станешь этого отрицать?
— Нет, признаю, что бластеров я не боюсь. Щит поглотит и потенциальную энергию, если тело не слишком велико или мало. Например, нож или обычная пуля не пройдут сквозь него, хотя пуля свалит меня с ног. Но хорошая кувалда пройдёт через щит, и даже если не пройдёт, её инерция раздавит меня. Более того, молекулы воздуха проходят сквозь щит, как будто его нет, потому что они слишком малы. Я тебе это говорю, чтобы ты понял: если бы на мне был щит и Динго сломал бы мою лицевую пластину, когда мы болтались в космосе, я бы умер. Щит не помешал бы воздуху улетучиться в долю секунды.
— Если бы с самого начала использовал его, у тебя не было бы никаких проблем, Счастливчик. Помнишь, как было на Марсе? — Верзила усмехнулся при этом воспоминании. — Он сверкал вокруг тебя, будто из дыма, только прозрачного, так что ты был виден в тумане. Было видно всё, кроме лица. Вместо него — полоска белого пламени.
— Да, — сухо отозвался Дэвид, — я испугал бы их. Они стреляли бы в меня из бластеров, а я оставался невредим. Тогда они все ушли бы из «Атласа», отвели бы его на десять миль и взорвали. И я был бы мертв, как камень. Не забудь, что щит — это только щит. Он не наступательное оружие.
— Ты не будешь больше его использовать? — спросил Верзила.
— Когда будет необходимо. Но только тогда. Если я буду использовать его слишком часто, эффект будет потерян. Станут известны его слабости, и я буду более уязвим, чем без него.
Старр изучил показания приборов и спокойно сказал:
— Готовься к новому ускорению.
— Эй… — начал Верзила. Но тут его толкнуло назад, на спинку кресла, перехватило дыхание, и он не мог говорить. В глазах стоял красный туман, кожа оттягивалась назад, как будто хотела обнажить кости. На этот раз «Метеор» шёл на полном ускорении.
Оно продолжалось пятнадцать минут. К концу их Верзила едва не потерял сознание. Потом напряжение спало, и он начал возвращаться к жизни. Дэвид тряс головой и переводил дыхание. Верзила заговорил:
— Эй, это вовсе не забавно.
— Знаю, — ответил Счастливчик.
— Но в чём дело? Разве нам не хватало скорости?
— Не совсем. Но теперь всё в порядке. Мы от них оторвались.
— От кого?
— От тех, кто за нами следовал. За нами следовали с той самой минуты, Верзила, как ты ступил на борт «Метеора». Взгляни на эргометр.
Верзила посмотрел. Эргометр напоминал тот, что был на «Атласе», только по названию. На «Атласе» находилась примитивная модель, предназначенная для того, чтобы уловить пульсацию гиператомных двигателей и запустить шлюпки. Эргометр на «Метеоре» мог уловить пульсацию двигателя маленькой шлюпки на расстоянии в два миллиона миль. Даже теперь линия на разграфленной бумаге вздрагивала еле заметно, но периодически.
— Это ничего не значит, — возразил Верзила.
— Но значило. Посмотри сам. — Старр развернул цилиндр бумаги, прошедшей иглу указателя. Колебания стали глубже, характернее. — Видишь, Верзила?
— Может быть любой корабль. Церерский фрахтер.
— Нет. С самого начала он следовал за нами, и точно следовал, а это значит, что на нём тоже хороший эргометр. К тому же ты когда-нибудь видел такой рисунок?
— Точно такой — нет.
— А я видел — у корабля, взявшего на абордаж «Атлас». Этот эргометр гораздо четче улавливает рисунок, но сходство несомненное. Двигатель корабля, следовавшего за нами, сирианской постройки.
— Корабль Антона?
— Или похожий. Неважно. Они нас потеряли. В данный момент, — объяснил Дэвид, — мы находимся точно в том месте, где должен быть астероид отшельника, плюс-минус, скажем, сто тысяч миль.
— Но тут ничего нет, — удивился Верзила.
— Верно. Гравиметр показывает, что поблизости нет значительных масс. Мы находимся в пространстве, которое астрономы называют запретной зоной.
— Ага, — с умным видом сказал Верзила. — Понимаю.
Счастливчик улыбнулся. Ничего не было видно. Запретная зона внешне ничем не отличается от других участков пояса, густо усеянных астероидами, по крайней мере, для невооруженного глаза. Если только астероид случайно не окажется на расстоянии в сто миль, картина будет та же самая. Звёзды и объекты, похожие на звёзды, покрывают небо. Если некоторые из них не звёзды, а астероиды, отличить всё равно невозможно; нужно несколько часов внимательно смотреть в телескоп, чтобы обнаружить, что одна из «звёзд» изменила своё расположение относительно других. Верзила спросил:
— Что же мы будем делать?
— Обследовать окрестности. Может потребоваться несколько дней.
Траектория «Метеора» стала блуждающей. Он направился от Солнца из запретной зоны к ближайшему рою астероидов. Гравиметр отмечал далекие массы. Один за другим крошечные миры скользили по экрану, оставались на нём, пока не делали полный оборот и уходили. Скорость «Метеора» упала, он полз, конечно, относительно, но мили по-прежнему мелькали сотнями и тысячами и переходили в миллионы. Проходили часы. Осмотрели свыше десяти астероидов.
— Поешь, — сказал Верзила.
Но Дэвид довольствовался сандвичами и сном урывками, и они по очереди с Верзилой следили за экраном, гравиметром и эргометром. При виде очередного астероида Старр сказал напряженным голосом:
— Я спускаюсь.
Верзилу эти слова застали врасплох.
— Это тот астероид? — Он взглянул на него внимательнее. — Ты его узнал?
— Кажется, да, Верзила. Во всяком случае, нужно проверить.
С полчаса они маневрировали, чтобы привести корабль в тень астероида.
— Держись здесь, — сказал Счастливчик. — Кто-то должен оставаться на борту, и этот кто-то — ты. Не забудь. Корабль могут обнаружить, но, если ты останешься в тени, не станешь пользоваться радио, включать двигатели, это очень трудно сделать. Эргометр показывает, что поблизости никаких кораблей нет. Верно?
— Верно!
— Запомни: ни в коем случае не спускайся за мной. Закончив, я вернусь сам. Если не вернусь через двенадцать часов и не вызову тебя, возвращайся на Цереру и передай сообщение, предварительно сфотографировав астероид под всеми углами.
Лицо Верзилы приняло упрямое выражение.
— Нет.
— Вот сообщение, — спокойно продолжал Дэвид. Он достал из внутреннего кармана персональную капсулу. — Капсула настроена на доктора Конвея. Только он может открыть её. Он должен получить информацию, что бы со мной ни случилось. Понял?