Библиотекарь задумчиво пожевал губами:
— Вряд ли. Да и с какой стати, скажите на милость, здоровую, веселую девчонку, без единой мысли в голове должна заинтересовать теологическая закавыка многовековой давности?
— А с такой стати, что эту девчонку ждут великие испытания и даже, представьте себе, предательство.
— Бог ты мой, да кто же предаст нашу Лиру?
— В том-то и беда, Чарльз, что предадут не ее. Предаст она. И одному Богу известно, сколь горька будет чаша, которую ей предстоит испить. Об этом, разумеется, мы с ней говорить не вправе. Но о Серебристой Пыли… Помилуйте, Чарльз, что же тут худого, если мы расскажем ей о Серебристой Пыли! Можно же объяснить все доступно, так, чтобы она поняла. Вдруг когда-нибудь ей это пригодится, а? А то ведь душа за нее болит.
— Таков уж удел старости, — улыбнулся библиотекарь. — У нас, стариков, за молодых душа ноет, а молодые ноют, что мы их душим, и ничего тут не попишешь.
Долго в тот вечер сидели вместе два мудрых старца, и у каждого из них болела и ныла от страшного предчувствия душа.
Глава 3
Колледж Вод Иорданских и маленькая девочка
Не было в Оксфорде колледжа богаче и влиятельнее, чем колледж Вод Иорданских. Кроме того, он, возможно, был и самым большим, но, наверное, этого никто не знал. Со времен раннего Средневековья и до середины восемнадцатого столетия колледж непрерывно строился, и сейчас его основные здания и службы представляли собой три гигантских корпуса, каждый с огромным внутренним двором в форме неправильного четырехугольника. Строили колледж безо всякого генерального плана, как бог на душу положит. Строили, потом перестраивали, и на каждом квадратном дюйме прошлое тесно переплеталось с настоящим. Конечный же результат выглядел несколько сумбурно, но, без сомнения, весьма величественно. Правда, кое-какие фрагменты этого былого величия временами отваливались и падали на голову, но для того и существовало семейство Парслоу. Пять поколений этой семьи верой и правдой служили колледжу Вод Иорданских и выполняли в нем все кровельные, каменные и ремонтные работы. Вот и сейчас папаша Парслоу растил себе смену, так что и он, и его сын, и трое их подручных целыми днями, как трудолюбивые муравьи, сновали по лесам, которые сами же и возвели в дальнем углу библиотеки, или же ползали по крыше храмины и работали, работали не покладая рук: то поднимали наверх отполированные каменные блоки, то тащили блестящие на солнце листы свинцовой кровли, то трелевали бревна.
Колледжу принадлежали фермы и угодья по всей Британии. Поговаривали даже, что можно проехать всю страну с запада на восток, от Бристоля до Лондона, ни разу не выходя за пределы земель колледжа Вод Иорданских. В любом уголке королевства трудились красильщики, кирпичники, лесорубы, рабочие на верфях атомоходов, а все для того, чтобы колледж получил свою десятину. Раз в три месяца: в Богородицын день, в день середины лета, на Михайлов день и в канун Рождества — отец казначей и его помощники подсчитывали доходы, подводили итоги и оглашали их на заседании Совета. В честь такого праздника к обеду подавали парочку лебедей.
Какая-то часть полученных средств сразу вкладывалась в новые предприятия. Так, например, на последнем заседании Совет одобрил приобретение двух доходных домов в центре Манчестера, чтобы сдавать их в аренду. Деньги же, которые оставались, шли на скромные выплаты профессорам, на стипендии студентам, на жалованье слугам (тем же отцу и сыну Парслоу, да еще дюжине потомственных мастеровых и торговцев, которые из поколения в поколение служили колледжу).
Кроме того, надо было пополнять винный погреб, закупать книги и яндарографы для богатейшей библиотеки, которая занимала добрую половину корпуса Мельроза, да еще, подобно катакомбам, уходила вглубь на несколько этажей, и, наконец, не будем забывать о том, что приборы и инструменты для философских изысканий в Храмине тоже стоили денег.
Оборудование Храмины должно было поддерживать на высочайшем уровне, поскольку колледж Вод Иорданских уверенно лидировал в мировой экспериментальной теологии, и ни в Европе, ни в Новой Франции равных себе не знал. По крайней мере, так думала Лира. Научные лавры профессоров из ЕЕ колледжа были для девочки предметом особой гордости, и она не упускала случая похвастаться ими перед уличными оборвышами, с которыми вместе играла на канале или на глиняном карьере. Любой заезжий профессор, пусть он даже был мировой величиной, значил в Лириных глазах куда меньше, чем недоучившийся школяр из ЕЕ колледжа. Причем она свято верила, что школяр на самом деле много умнее, ведь он же учился в колледже Вод Иорданских!