Точно не помню, сколько мне было лет, когда я впервые прочла «Кармиллу» – готическую новеллу Джозефа Шеридана ле Фаню. Но едва ли больше тринадцати, потому что как раз в тринадцать я перелопатила все книги про вампиров, какие только смогла раздобыть, и написала длиннющее, полное примечаний эссе, которое требовалось для перехода из средних классов в старшие. И «Кармилла» навсегда осталась со мной как важнейший, определяющий элемент моего личного вампирского мифа. Недавно я ее перечитала и с изумлением обнаружила, как же она похожа на сказку – мрачную и зловещую, но совершенно волшебную! А каким потрясающим языком она написана! Все эти жаркие губы и томные, полные вожделения глаза! Именно то, за что я в свое время и влюбилась в вампиров. Мне всегда хотелось понять, как могла бы выглядеть эта история с точки зрения самой Кармиллы, и вот наконец я попыталась пересказать старую сказку от ее лица.
«Земляные фигуры» (1921). Джеймс Брэнч Кейбелл, американский писатель из Ричмонда (штат Виргиния), сочинял свои изысканные и поэтичные сказки в эпоху Фолкнера, Хемингуэя и Фицджеральда. Поэтому неудивительно, что имя его прогремело на всю страну лишь однажды – когда цензоры усмотрели непристойность в его романе «Юрген» и Кейбеллу пришлось предстать перед Верховным судом по обвинению в нарушении общественных приличий. Пока длился судебный процесс, имя Кейбелла и впрямь было у всех на устах. Но его утонченные авантюрные романы, проникнутые мягкой эротикой и повествующие о таинственных волшебниках и богах, на смену которым приходят другие божества, еще более могущественные, так и не пришлись по вкусу широкой публике и остались уделом редких ценителей и знатоков. Роман «Земляные фигуры», открывающий его цикл сказаний о свинопасе Мануэле, напоминает огромный разноцветный ковер, в узорах которого бесчисленные любовные приключения переплетаются с рыцарскими подвигами и странствиями. По завету своей матери Мануэль старается создать из любого подручного материала прекрасную статую, которая стала бы совершенным образом его собственного «я».
Кейбелл жил и творил много лет назад, но его непреклонная убежденность в том, что никому не дано по-настоящему постичь волю своих богов и предназначение миров, ими созданных, усмиряет мое самомнение и помогает вкладывать во все мои грандиозные идеи понимающую, ироническую улыбку.
«Земляные фигуры»
Сначала мы были богами
Рик Янси
Много жизней назад, поднимаясь на борт последнего парома на Титан, Бенефиций Пейдж вспоминал тот первый и единственный раз, когда ему довелось влюбиться.
Он был тогда женат на женщине по имени Куртуаза Спул, из Ново-Нью-Йоркских Спулов, семейства выдающегося и бесконечно могущественного. Его патриарх, Омнином Спул, председательствовал в Комитете по надзору за поведением, то есть занимал самый влиятельный пост во всей Североамериканской республике – влиятельнее даже самого президента, ибо именно этот комитет занимался подведением итогов жизни, нарушениями закона и заявлениями на Перенос. Если Омнином поворачивался к кому-то темной стороной – пиши пропало, можешь прощаться с жизнью.
Немудрено, что брак этот, по крайней мере с точки зрения семейства Пейдж, выглядел превосходной партией. Куртуаза считалась любимейшей – потому что была самой младшей из семидесяти шести Омниномовых дочерей.
Для Бенефиция это был шестнадцатый брак, но для Куртуазы-то – первый. О, ей и раньше случалось влюбляться, бесчисленное множество раз. Она даже несколько раз планировала свадьбу, но лишь затем, чтобы все отменить за несколько дней (а бывало, что и минут) до церемонии. У Великих и Изначальных Семейств это даже стало своего рода шуткой. «Ну-с, за кого Куртуаза собирается замуж в этом году?» – плотоядно спрашивали друг друга их блистательные представители. И будь Куртуаза чьей-то еще дочкой, очередное приглашение на свадьбу удостоилось бы разве что циничного смешка и тут же оказалось бы в папке «Удаленные».
– Куртуаза что, действительно собирается сказать «да»? Ну-ну.
Но Куртуаза Спул была не чьей-то там дочкой. Она была дочерью – и любимейшей притом! – председателя Комитета по надзору за поведением. Поэтому когда в ментбоксы избранных упало по приглашению, путешествия и вечеринки тут же сами собой стали отменяться, рабочие расписания – перетряхиваться, Переносы – откладываться (или ускоряться, если кто-то мог себе такое позволить), роды – стимулироваться, а беременности – прерываться. А все потому, что, хоть вероятность финального «да» и выглядела донельзя чахлой, вряд ли кто-то в здравом уме захочет пропустить свадьбу трех столетий из-за такой тривиальной вещи, как роды.