— Передавали тебе привет, — ответила я.
— Каро бросила резать вены? — поинтересовалась бабушка, сузив глаза. Из-за этого она иногда напоминала крокодила, подстерегающего жертву.
— А как ты заметила? — удивилась я.
— Деточка, я, может, и старая, но из ума пока не выжила, — подняла брови бабушка. — Я могу еще сложить два и два.
— Ничего она не бросила. Хотя недавно влюбилась и с виду счастлива. Правда, нам ничего не рассказывает.
— Смелая девушка. Жаль, что таких мало.
На террасе появилась мать с подносом. Вначале она подставила мне щеку для поцелуя, затем стала накрывать на стол.
— Как твоя книга? — поинтересовалась я.
— С прошлого твоего приезда я написала новую главу. Неплохо, если учесть, сколько у меня других дел. В доме все время рабочие. Котел на кухне сломался, одну водосточную трубу надо менять, насос в бассейне прохудился. А садовник срубил больной тополь в саду.
— Хороший садовник не рубит больные деревья, он их спасает, — с осуждением заметила бабушка.
— Там уже нечего было спасать, — сказала мать. Она была в черной юбке и блузке коньячного цвета, с подвеской, которую я раньше не видела, — очень тонкий металлический диск размером с блюдце на плетеном кожаном шнуре.
— А вот Гете мог работать только в полном покое, — заметила бабушка явно для того, чтобы уязвить мать, указав ей ее место.
— Бедняжка. — Нисколько не впечатлившись, мать стала разрезать клубничный пирог. — Сразу говорю: тесто покупное. У Гете для этих дел была Кристина, а мне не настолько повезло.
— Гете был поэт, — заметила бабушка.
— А я всего лишь сочиняю детективы, — ласково улыбнулась мать, кладя ей на тарелку кусок пирога.
— А я люблю их читать, — пришла я на помощь матери.
— Но на экзаменах в школе тебе не придется писать сочинение по какому-нибудь триллеру, а вот по «Фаусту» — вполне вероятно.
— Ах, мама, хватит! Ешь пирог и наслаждайся хорошей погодой, — напомнила ей мать.
— Клубника, — подняв тарелку, бабушка вперила взгляд в свой кусок, — ты ее в деревне покупаешь?
Мать кивнула.
— Только не начинай опять про этого фермера, будто он средневековый рабовладелец. Мне надоело об этом спорить.
Бабушка молча принялась за пирог.
— Это убийство, — сказала она после первой чашки кофе, — никак не идет у меня из головы.
Мать кивнула.
— Я рада, что Ютта переехала в Брёль, — продолжала бабушка. — Я бы с ума сошла, знай, что она тут ходит по вечерам.
— С чего ты взяла, что преступник до сих пор здесь? — пожала плечами мать. — Полиция ни в чем не уверена. Вот на севере недавно были два похожих преступления.
— То есть не важно, где ты ходишь, главное — что по вечерам, — шутливо вставила я.
Они обе обернулись ко мне с выражением негодования на лице.
— Не смешно, — отрезала мать.
— А вот ей смешно, ведь она выросла в доме, где полно трупов, — съязвила бабушка.
— Ну спасибо, — наконец обиделась мать.
Они стоят друг друга. Ни одна, ни другая за словом в карман не полезут, и потому третьим лицам в их рокировки лучше не вмешиваться.
— Ничего, если я схожу купить клубнику? — спросила я. — Обещала Каро и Мерли, что привезу.
Они покачали головой, точа жала и готовясь продолжить пикироваться в мое отсутствие.
День был как на картинке, и я решила прогуляться. Эдгар проводил меня до конца подъездной аллеи и уселся на дороге, как статуя.
Мельница стояла далеко от деревни. В прежние времена она была символом этих мест, здесь проводились разные праздники, фестивали. Когда мать поселилась на мельнице, председатель приходского совета подарил ей несколько старых выцветших фотографий, запечатлевших те дни.
На улице в деревне не было ни души, отчего у меня создалось впечатление, что я попала в незнакомое место. Старый глухой пес, охраняющий церковь, так крепко спал, что при моем приближении даже не пошевелился. Кошки, что лежали растянувшись на подоконниках и ступенях домов, не обращали на меня внимания.
Будь на улице их хозяева — держались бы точно так же. Они всегда смотрели на меня с подозрением, ожидая, пока я заговорю первой. В ответ на мое приветствие бормотали что-то или кивали. Потом молча провожали меня суровыми взглядами. А все оттого, что моя мать писала детективы, которыми было полно телевидение. Деревня это осуждала.