— Я знала, что-то случится, — твердила она как заведенная.
Поскольку ничего другого Берт не смог от нее добиться, он предложил встретиться еще раз.
— Только не здесь, — сказала ее мать и погрузилась в молчание.
Берт оценил достижение Каро, вырвавшейся из этой кошмарной обстановки. Сильная девушка. Он мог только догадываться, каково ей приходилось в детстве.
И теперь он думал об этом, медленно продвигаясь в потоке машин на шоссе. Что ж, жизнь за городом — это роскошь, а за роскошь надо платить. Он включил радио. Играла какая-то новая поп-группа из тех, что быстро появляются и еще быстрее исчезают. Они все на одно лицо. Интересно, любила ли Каро такую музыку? Посещала ли она ночные клубы? Он решил снова навестить ее подруг и осмотреть ее комнату.
Как ни прискорбно, на все требовалось время. А маньяк между тем мог в любую минуту совершить новое преступление.
«— Позвольте кое-что вам рассказать», — пел мягкий мужской голос.
Порой реальность распадалась на несколько уровней. Это был один из тех моментов. Убийство и музыка. Что может быть более противно друг другу?
Она ему снилась — живая и невероятно юная. Она смеялась. Смеялась, запрокинув голову. Он особенно любил ее смех. И ее хорошее настроение. Оно пузырилось, как шампанское. Так она и жила. С ней он вспомнил, что такое счастье. С ней выдавались поистине счастливые мгновения. «Нанижи на нить мгновения счастья и повесь себе на шею, — подумалось ему во сне, — чтобы запомнить ее навсегда». И это ему почти удалось. Но тут он проснулся, и по щекам у него текли слезы.
Он тосковал по ней. Страшно тосковал.
Он не был похож на сыщика. По крайней мере, я не так их себе представляла. Хотя у него был очень внимательный взгляд умных глаз, от которых ничего не укрывалось.
Мерли предложила ему кофе. Пока она готовила эспрессо, он стоял рядом, с интересом наблюдая за работой нашей кофеварки. Мерли заметно смущалась. Будучи активисткой общества защиты животных, она привыкла опасаться полицейских. Тем не менее она комментировала для него все свои действия. Правда, не своим голосом и тщательно подбирая слова, что выдавало ее настороженность.
— Чудо техники, — восхитился он, беря у Мерли первую чашку и ставя ее на стол передо мной. Сам он сел на стул слева от меня.
Мерли не только говорила, но и двигалась по-другому. Она суетилась и дергалась, так что кофе у нее выплеснулся через край. Схватив губку, чтобы вытереть лужу, она выронила ее из рук на пол. Наш гость не мог этого не заметить, однако, я полагаю, отнес на счет шока.
Не тратя времени на светские разговоры, спросил:
— Как вы тут справляетесь?
Мерли лишь дернула плечом, а я промолчала — за неимением слов, могущих описать наше состояние.
— Представляю, каково вам сейчас, — продолжил он.
— А вам приходилось терять друзей? — Мерли взглянула на него в упор.
Я хорошо знала этот провокационный прием, предвещающий скандал.
— Нет, — он без смущения встретил ее взгляд, — но мне часто приходится встречать людей в вашем положении.
Мерли дрожащей рукой поднесла чашку к губам.
— У меня к вам несколько вопросов. А еще я хотел бы осмотреть комнату Каро, — объявил комиссар.
Опять? Его подчиненные уже там побывали и перевернули все вверх дном — отодвигали мебель, заглянули в каждую книгу. Он лично рассматривал фотоальбом Каро.
С фотографий смотрела живая и знакомая Каро. Как будто дверь сейчас откроется, она войдет и крикнет: «Угадайте, кого я сейчас встретила!»
— Вы знаете, где ее комнате, — сказал я. Ни мне, ни Мерли не улыбалось идти туда с ним.
— Наглость, — пробормотала Мерли, когда он вышел. — Они даже дневник ее забрали. Разве у них есть на это право?
— Понятия не имею. Но если это поможет… Ты ведь хочешь, чтобы его поймали, не так ли?
— Я бы пристрелила его собственными руками! — исступленно прошипела Мерли.
— Предоставьте это нам.
Мы не заметили, как комиссар вернулся. Он сел за стол.
— Значит, вы планируете пристрелить убийцу Каро? — спросила Мерли, не оставлявшая попыток поскандалить.
— Нет. Но будьте уверены, он получит по заслугам.
— Как же! Пятнадцать лет в уютной камере, с книгами, телевизором, медицинским обслуживанием и всем, что его душа пожелает? Или, может быть, три года лечения в психушке на том основании, что он сумасшедший и не отвечает за свои действия?