И он остается — разбит, разрушен, взорван. И сколько бы усилий ни прикладывал к тому, чтобы собрать себя вместе, трещины никогда не исчезнут. Он чувствует их всегда. Точно шрамы. И чья здесь вина?
Всегда находится женщина, которая учинит раздрай. Он не мог с этим смириться, приспособиться к этому. У него была мечта. Мечта об идеальной жизни. Маленький чистенький домик в уютном тихом городке. Жена, дети. Воскресные полдни в саду среди цветов, кофе и торт под тентом с бело-синими полосками. Иногда приходят друзья — но не слишком часто. Они ужинают вместе, уложив детей. Летом — в саду. А зимой — за скобленым деревянным столом в гостиной перед камином. Гармония. Зажженные свечи. Музыка. Они пьют вино из дорогих тяжелых бокалов и едят сыр и фрукты на десерт. Прошлая жизнь забыта, испарилась навсегда. Он перестал просыпаться от кошмаров, перестал внезапно мрачнеть, когда память вдруг выхватит из прошлого какую-нибудь гадость. Ни тени сожаления нет в его настоящем. Все в порядке. У него нормальная работа, образование. Да, образование. Он больше не боится открыть рот, дабы не опозориться.
— Нэт! Твоя очередь!
Он вздрогнул и очнулся. Малле, держа конверт со своим недельным заработком одной рукой, второй придерживал для него дверь конторы.
«Опасные грезы, — подумал Натаниел, — надо быть осторожнее».
Зарплату им выплачивали каждый четверг. Выдавала ее жена фермера. Натаниел не представлял себе, какую другую работу на ферме она может выполнять при своих длиннющих красных ногтях. Она сидела за обшарпанным столом с бумагами и коробкой, где лежали конверты для каждого.
— Привет, Натаниел, — улыбнулась она ему.
Он кивнул. Он не любил, когда она звала его по имени, и избегал произносить ее имя, хотя она этого хотела. Ее звали Вивиан, хотя, насколько ему было известно, она не была ни британкой, ни американкой.
Не дождавшись его ответной улыбки, она подтолкнула к нему конверт с деньгами и ведомость. Самый воздух, окружавший ее, казалось, похолодел.
— Пересчитай.
Он и без подсказок пересчитал бы. Он никому не доверял, кроме себя.
— У тебя опять самый толстый конверт.
В ее устах это звучало как оскорбление. Все в ней выглядело вульгарным. Он терпеть не мог находиться в ее обществе. Он быстро расписался в ведомости, через силу улыбнулся и вышел.
— Пойдем сегодня выпьем? — предложил поджидавший его Малле.
Нэт кивнул. Иногда нужно сливаться с коллективом, если не хочешь как-нибудь быть порванным на куски.
Он дружески хлопнул Малле по спине и пошел к себе, чтобы принять душ и отдохнуть перед походом в бар. Малле был ходячее информбюро. Что ж, порой неплохо послушать местные сплетни. В последнее время, в связи с этими убийствами, деревня кишела слухами.
У нас на кухне проходило собрание активистов Общества защиты животных. Они собирались у каждого по очереди. Я не принимала участия в их сборищах, хотя помогать, конечно, приходилось. В том смысле, что они порой притаскивали к нам на передержку освобожденных из лабораторий животных — испуганных собак, подозрительных агрессивных кошек и полудохлых кроликов. Мы кормили их и ухаживали за ними. В такие времена Каро проявляла особую склонность к самовредительству, будто эти несчастные животные были ее собственным отражением.
На столе лежали булочки, фрукты и сыр. Мерли заварила чай. Собрание проходило буйно. Активисты то и дело вскакивали с места и перебивали друг друга.
— Это потому, что мы неравнодушные, — учила меня Мерли, — мы не сидим спокойно на заднице и не ждем у моря погоды.
Бастиан, Матце, Кика, Дорит, Уве, Юдит, Лиззи и Боб — так звали ее друзей. Они разрабатывали планы операций и руководили сочувствующими — людьми разных возрастов и занятий, которых объединяла деятельная любовь к животным. Они все были храбры и надежны.
Я не была из их числа, помогая лишь от случая к случаю. Они не воспринимали меня всерьез. Каро тоже не являлась членом группы. Более того, она была сильнее моего настроена против них. Однажды она повесила на кухне плакат с надписью большими розовыми буквами: А КТО ЗАЩИТИТ ЛЮДЕЙ ОТ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ?
Глаза щипало от сигаретного дыма, шум был почти невыносим. Я взяла булочку и скрылась в своей комнате. Сев за стол и уплетая булку, я предалась своим мыслям.
Комиссар не хочет нашего участия в расследовании. Наоборот, он хочет, чтобы мы не путались под ногами. Значит, придется действовать самостоятельно. Сунув в рот последний кусок булки, я вытерла руки о штаны, встала и вышла в коридор. У двери Каро я остановилась, не сразу решившись войти. Мне по-прежнему было страшно.