- Здравствуйте. Мне сказали, вы из русской полиции. Я не понимаю цель вашего прихода.
Я чуть было не брякнул: «да, знаете, пожрать на халяву приспичило», чудом сдержался и начал терпеливо повторять то, что уже повторил сегодня пятьдесят раз:
- Мы расследуем исчезновение директора «Даймонд-банка» Ивана Алекссева, которого в последний раз видели…
Тут в комнату вдруг вперся очередной слуга, который что-то льстиво пропел по-испански, и паршивый Эдуардо, и не подумав меня дослушать, тут же поднялся из кресла и явно собрался куда-то свалить.
- Пожалуйста, сначала дослушайте меня, - тоже встав, сказал я ему на остатках вежливости и терпения. – Я веду расследование, мне нужно опросить всех свидетелей.
Мерзкий тип приостановился, зависнув на пятках сияющих туфель, и уставился на меня с таким видом, будто только что вообще вспомнил о моем существовании.
- Мне нужно идти, - наконец, сообщил он. – Свои вопросы можете задать завтра, а сейчас уходите, я не могу с вами говорить.
С этими словами он повернулся ко мне задом, вышел за дверь и был таков. Пользуясь отсутствием каких бы то ни было слуг, я слегка пристукнул ладонью по бронзово-плюшевому кресельному подлокотнику и произнес одно за другим три русских слова: плохое, еще хуже и совсем уж многоэтажное. После этого меня слегка отпустило, я вернул себе способность спокойно думать, и, соответственно, подумал, что таинственная история отношений Ильи с отцом на глазах становится не такой уж таинственной. На самом деле мне скорее следовало бы удивиться, если бы он сказал, что у них с папенькой царит мир да любовь, поскольку для того чтобы быть в контрах с подобным типом, на мой взгляд, достаточно было просто родиться на свет. Конечно, на всякий пожарный надо будет все-таки узнать конкретную причину их разногласий, но, ввиду обнаружившегося знакомства Ксюшки и Златы, мне можно смело выбросить эту заботу из головы: девчонок достаточно будет поставить рядом, чтобы они сцепились языками…
- Все, пошли, - сказал я своим друзьям, входя обратно в библиотеку. - Его величество со мной беседовать не изволило-с, велело прийти на поклон повторно завтра, и, думаю, мы так и сделаем. Ксюш…
- Да, я знаю. Злата. Поговорю, конечно.
- Большое тебе грациас. А пока двинули.
Перед тем, как окончательно покинуть виллу, мы забрали видеозапись у местных охранников и скоренько поговорили с Леоном, который сообщил единственно полезный на сегодня кусок информации: с рокового бала Алексеев, оказывается, удалился с Хорхе Пенасеррада, тем самым финансистом, о котором говорила Элеонора. Я потеребил Леона насчет того, какой у этого Хорхе адресок, и к моему удивлению, мне его сказали сразу же, и для этого не пришлось ничего ждать, и никто не начал входить-выходить в дверь. Я сердечно поблагодарил дворецкого за такую нетипичную быстроту, отвесил ему поклон и пошел, наконец, на выход.
На улице осталось так же темно, но сделалось еще сырее и холоднее: мы поспешно упихались в машину.
- У-у-уф, как тяжело, - выдохнула Ксюшка, устраиваясь на заднем сиденье.
Я завел мотор и задумчиво кивнул:
- Не говори. Главное, почти ничего и не поимели. Вы хоть наелись с Андрюшкой, а я только языком молол… Сколько у нас времени-то? Десять? А давайте-ка попробуем заехать к нашему Хорхе, он не так далеко живет.
- Не поздновато? – забеспокоился Андрей. – Может, позвонить ему сначала, предупредить…
- Нормально. Не собираюсь я ему создавать никаких выгодных условий: чем более врасплох застанешь клиента, тем чище будет его образ.
- А что за образ, кстати, у этого Эдуардо? – поинтересовалась Ксюшка. – По-твоему, может он быть в чем-то виноват?
- Всякий может быть в чем-то виноват. Лично мне как человеку он показался отвратительным, но как следователь я не имею никаких доказательств, что он в этом замешан. С тем же успехом это может быть его жена, или сын, или слуги… А может, и вообще никто из них.