Вот же полосатый черт! Очень мне надо весь день зависать и тупить при расследовании из-за этих любовных воркований! От заполнившего меня омерзительного ощущения мне некуда стало деваться, и теперь мне было все равно, как я буду выглядеть, лишь бы это прекратилось. Так что я резко вскочил с кровати, подскочил к Ксюшкиной двери, распахнул ее и рявкнул:
- Ксюш, ты офигела, что ли? Сколько можно спать мешать?
Ксюшка, растрепанная и в пижаме, стоящая посреди комнаты, испуганно глянула на меня, прикрыла динамик пальцем и заоправдывалась, сразу понизив голос:
- Так это мне Мишка позвонил, в Москве-то больше времени…
- И чего, мы теперь все будем вскакивать чуть свет потому, что он не может понять, где проходят часовые пояса? – поинтересовался я. – Закругляйся, ты уже битых 20 минут трещишь. Мало того, не спишь, так еще и платно: здесь роуминг, между прочим так.
- Да нет, Мишка сказал, что только он платит, там такой тариф специальный… Ну чего ты рычишь-то?.. Ну Колин…
Значит, паршивец Мишенька предусмотрел даже роуминг и таким образом предстал в еще более безупречном виде! Крыть мне здесь было нечем, так что я просто молча посмотрел на Ксюшку, немного морщась: моя обожаемая печень решила сегодня тоже дать концерт с утра пораньше.
Ксюшка так же молча посмотрела на меня, склонила голову набок, нахмурилась и вдруг поспешно сказала в телефон:
- Миш, ладно, я пойду уж, а то тут Колин… - и положила трубку.
- Если платит он, говори хотя бы не с утра пораньше, - устало сказал ей я.
- Ладно, извини… А как ты себя чувствуешь? – вдруг забеспокоилась она. – Ничего не болит? Давления нет?
- Держимси помаленьку, еще чуток протянем, гробик на следующей недельке привозите, - проскрипел я голосом рассохшегося старичка: против воли мне стало смешно от ее вопросов, таких испуганных, будто я был инвалидом первой группы.
- Ну, Колин, я серьезно. Ты что-то выглядишь не очень.
- Дорогая моя, покажи мне, кто выглядит очень с утра, особенно когда его резко разбудят.
- А, ну ладно, извини, - повторила она, заглянув мне в глаза, отчего надежда-мутант сразу попыталась разрастись во мне с новой силой. Я отвел глаза и махнул рукой:
- Да ничего, один фиг я на новом месте паршиво сплю. Можно уже и встать.
Андрей, оказывается, тоже проснулся, так что мы с чистой совестью отправились на завтрак в ближайшую кафешку. Ксюшка, правда, снова начала беспокоиться, что я просто так сижу за столом и ничего не ем, и своим беспокойством заразила Андрея, который принялся нудно рассказывать, как мама все детство кормила его полезнейшей молочной кашей. Чтобы не выслушивать миллион заботливых замечаний, я запихнул в себя кусок хлеба, правда, с некоторым трудом и почти не дыша, поскольку от Андреевых описаний молока меня начало подташнивать, а печень в это время исполняла виртуозное соло на разных своих частях, отдавая мне болью то в один, то в другой бок. Отвернувшись от коллег, я всыпал в себя несколько таблеток из тех, что постоянно носил от подобных напастей. Помогли они слабовато, но жить все-таки стало можно, так что, когда боль и тошнота достигли какого-то терпимого для меня уровня, я привычно перестал обращать на них внимание. Тем более, пока мы возились, настало время нам ехать на виллу к нашим дорогим и любимым аристократам: я хотел примотать туда пораньше, часам к двум, чтобы можно было спокойно запустить Ксюшку к Злате, а самому обстоятельно побродить по тамошней территории при свете дня.
Ночное впечатление, которое произвел на меня вчера пригород, днем, в общем-то, не больно изменилось, за исключением некоторого расширения горизонта видимости. Теперь вилла прекрасно просматривалась еще от ворот, и производила несколько менее торжественное и более жизнерадостное впечатление.
Охрана своей форме одежды, конечно, не изменила и явилась на наш звонок в ворота эдаким пятном тьмы, но их старшой, увидев сквозь решетку мою физиономию, кивнул мне с узнаванием и даже неким подобием дружелюбия, однако сразу не впустил, а, кратко извинившись, попросил подождать, пока он доложит их святейшествам хозяевам о нашем прибытии.
- Хорошо, давайте, - я кивнул ему с пониманием: охранники меня, в общем, не раздражали, по сути, они были дальними родственниками нашему ведомству, и обычно общий язык я с ними находил легко, ибо рыбак рыбака. Пока главный охранник ходил бить челом, я обхватил сам себя за плечи – так меньше ныла печень – и принялся, покачиваясь с пятки на носок, задумчиво обзирать забор, ворота и аллею. Обзор только усилил создавшееся еще вчера впечатление относительной открытости виллы в сравнении с соседями: к примеру, напротив нее, за нашими с Ксюшкой спинами, высилась пятиметровая кремлевская стена из кирпича: сверху торчали кусты колючей проволоки и тянулись провода, надо полагать, под током. В самом верху стены я разглядел пару малюсеньких окошек-амбразурок: видимо, на случай, если надо будет отстреливаться от супостатов.