— Как вы все это организовали?
— Я поговорил с Лэссером и объяснил ему, какое подвернулось дело. Он заинтересовался. Потом я позвонил Бэрку и сказал, что хочу посвятить целый день на той неделе подсчету его доходов и вычислению подоходного налога, и попросил его захватить все данные к себе в контору, включая всю годовую отчетность, которая мне может понадобиться, например, данные, которые он не хочет включать, а также сведения о получении сорока тысяч долларов комиссионных. Он сказал, что захватит все эти бумаги на следующий день. Я поехал к нему во второй половине дня, зашел в его личный кабинет и сказал, чтобы он держал всю документацию в конторе, а не увозил домой, потому что мне придется прийти еще раз на следующий день, чтобы закончить работу. Он запер бумаги в верхнем ящике своего письменного стола.
— Дальше.
— Мы с Лэссером проникли в его кабинет в ту ночь. Нам нужны были сведения о доходах, но чтобы создать впечатление ограбления, мы прихватили золотые ручку и карандаш, кое-какую мелочь наличными, пишущую машинку и разную другую ерунду, находившуюся в кабинете. Бэрк обнаружил кражу на следующее утро. Через две недели Лэссер явился к нему.
— Что он сказал ему?
— Он признался, что совершил ограбление. Бэрк уже собирался позвонить в полицию, но тут Лэссер показал ему сведения о доходах. Он сказал, что прихватил их случайно вместе с другими вещами из ящика, и хотя он не очень хорошо разбирается в делах экспорта, ему известна ^компания «Энсон Бэрк инкорпорейтед», а тут, мол, информация о доходах для предъявления правительственному ведомству, в которой указаны сорок тысяч долларов, выплаченных лично Энсону Бэрку, а не компании, и это, как ему кажется, попахивает мошенничеством. Бэрк послал Лэссера к черту и уже взялся за трубку, чтобы позвонить в полицию, но тут Лэссер извинился, и сказал, что, может быть, он ошибается, может быть, все совершенно правильно и законно, и в таком случае Бэрк, наверное, не будет возражать, если он, Лэссер, отправит по почте эти сведения о доходах правлению директоров компании. Вот тогда Бэрк увидел все в должном свете, и этот свет, прямо скажем, ослепил его. .
— И он заплатил Лэссеру столько, сколько тот потребовал? — Да.
— И сколько это было?
— Бэрк в том году похитил сорок тысяч из доходов компании. Мы с Лэссером прикинули, что он будет присваивать, по крайней мере, такую же сумму, если не больше, каждый год, если мы будем молчать.
— И сколько же Лэссер потребовал?
— Он попросил половину той суммы.
— В противном случае…
— В противном случае он пригрозил пойти прямо в совет директоров.
— И Бэрк заплатил?
— Да.
— И вы с Лэссером поделили двадцать тысяч.
— Правильно. По десять каждому.
— И вы продолжали получать столько же каждый год. Изрядная сумма, — сказал Карелла. — И вполне возможно, что в конце концов Бэрку надоело, что вы его обираете, и он отправился в подвал на Пятой Южной и убил Лэссера, чтобы избавиться…
— Нет, — сказал Рур.
— Почему нет?
— Потому что курочка перестала нести золотые яйца в 1945 году.
— Что вы хотите сказать?
— С 1945 года больше никаких денег. Никаких, — сказал РУР
— Бэрк перестал платить вам в 1945 году?
Рур улыбнулся.
— Именно так, — сказал он.
— Но он по-прежнему мог держать зло на вас за то, что так много заплатил. Он мог, в конце концов, решить что-то предпринять.
— Нет, — сказал Рур, и в его улыбке теперь сквозило злобное торжество.
— Почему?
— Энсон Бэрк не мог убить Лэссера.
— Почему не мог?
— Я только что сказал. Он перестал нам платить.
— Ну и что?
— Он перестал платить, потому что умер от сердечного приступа в 1945 году.
— Что?! — воскликнул Карелла.
Рур кивнул, и во взгляде его мелькнула издевка.
— Да, — подтвердил он, продолжая улыбаться. — Сорвался ваш вариант, а?
Январь гнусный месяц. Никакие варианты не проходят.
Они не забрали Сигмунда Рура потому, что сомневались, смогут ли предъявить ему обоснованное обвинение и, по правде говоря, потребовалось бы слишком много возни. И жертва Рура, и его дружок оба умерли, что касается первой попытки шантажа, то они располагали только показанием Кэвано, которые суд мог счесть доказательством, основанным на слухах, поскольку отсутствовали подтверждающие показания предполагавшейся жертвы 1937 года. Вряд ли этот человек стал бы порочить себя, свидетельствуя против Рура, и вообще вся эта история представлялась ничтожным пустяком, когда речь шла об убийстве.