Я оглянулась на Холмы, перевела взгляд на сладко спящего напарника и начала скидывать всё, что было на меня навьючено. В траву полетел «калаш», оба серых стрелковых комплекса, рюкзак… ещё секунд двадцать ушло на то, чтобы перевернуть Шухлого на живот, стащить рюкзак с него, опять перевернуть на спину. Всего не больше полминуты, но плато снова начало действовать на меня. Солнечный свет приятно расслаблял, стрёкот кузнечиков ввинчивался в уши.
- Пляшет бабушка с автоматом! – Завопила я на мотив популярной песни восьмидесятых годов прошлого века, схватила Шухлого за кисти рук, развернула головой к Холмам.
- Злая бабушка на шоссе! – и пятясь, короткими рывками потащила за собой.
Поначалу это казалось не очень сложным. Рывок, шаг назад, рывок, шаг назад. Немного затрудняло задачу то, что приходилось одновременно с этим горланить песню. Но первые метров десять я худо-бедно справлялась. А потом Шухлый начал прибавлять в весе.
-Двух верзил добила прикладом!
Пришлось немного изменить порядок действий. Дёрнуть напарника на себя, сделать шаг назад, проорать строчку песни, дёрнуть, шагнуть, проорать… Но это не очень помогло, воздуха стало не хватать, в правом боку закололо.
- Расстрелявши патроны все-е-е…
Теперь моё пение походило на скулёж слепой собаки. Желание остановится передохнуть, было велико, но я интуитивно чувствовала, что этого делать нельзя. Чем дальше мы остаёмся на плато, тем больше вероятность того, что Шухлый в своих заколдованных снах уйдёт так далеко, что уже не сможет вернуться.
Я не оглядывалась назад для того, чтобы посмотреть, какая часть пути пройдена, а какую только предстоит пройти. Откуда-то взялась дурацкая уверенность, что Холмы не только не приблизились, но и каким-то непостижимым образом стали дальше. Поэтому я просто волокла спящего напарника, распевая глупую песню, и знала, что буду это делать, пока не упаду от усталости рядом с ним. А тогда гори всё синим пламенем. И очень удивилась, почувствовав знакомую вибрацию где-то в районе основания черепа – верный признак близости сплошного аномального поля. Выпустила руки Шухлого и растерянно оглянулась. За спиной метрах в шести плавился над аномалиями воздух.
- Дошли! – возликовала я, убедившись, что это мне не мерещится, - Слышишь, дошли, трусливый ты лев!
Ничего мой напарник не слышал, но сейчас это волновало меня меньше всего. Ощутив на радостях прилив сил, я в два счёта доволокла его до Холмов, втащила в проход между двумя внушительного размера «трамплинами», с трудом сдержав желание сделать им ручкой, как старым добрым знакомым.
Момент перехода с плато на Холмы занял одну секунду и походил на прыжок в холодную воду. Миг – и солнечный свет потускнел, стрёкот кузнечиков оборвался, словно кто-то выключил надоевшую запись, воздух стал реже и холоднее. Но главное – как рукой сняло сонливость и заторможенность, чувства обострились, вернулась ясность и чёткость восприятия, с глаз спала пелена, заставляющая воспринимать реальность в неправдоподобно радужных тонах. И трава, по которой я только что тащила спящего напарника, отсюда уже не казалась такой ярко-зелёной, и небо было самым обычным…
Протащив Шухлого для верности ещё несколько метров вглубь Холмов, я с протяжным стоном опустилась рядом. Мышцы спины мучительно ныли, руки казалось стали длиннее на полметра каждая, дыхание не желало восстанавливаться. А сволочной бандюк дрых в своё удовольствие, и в ус не дул. Чувствуя, как во мне закипает здоровая злость, я подумала о том, что здорово было бы оставить напарника здесь. Жаль только не получится поглядеть на его растерянную физиономию, когда он проснётся один посреди аномального поля. В том, что Шухлый скоро проснётся, сомнений у меня не возникало. Никуда не денется. И будить его сейчас я не начинала лишь потому, что у меня было ещё одно незаконченное дело. И следовало поторопиться.
Я встала. Держась за поясницу, сделала несколько наклонов вправо-влево, глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду и бегом бросилась обратно на плато.
Если переход с плато на Холмы напоминал прыжок в холодную воду, то переход с Холмов на плато был похож на погружение в виртуальную реальность. Мир вокруг вспыхнул золотом солнца и изумрудом травы, запел тысячеголосыми трелями кузнечиков. Я даже зажмурилась на несколько секунд, но не замедлила бега. Всё не заняло много времени. К месту, где Шухлый по второму разу отправился на боковую, меня привела полоса примятой травы. Резко затормозив, я подхватила с земли свой рюкзак, подцепила за ремень «калаш» и, не задерживаясь, бросилась обратно.
За то время, что я отсутствовала, Шухлый не поменял позы и никак не отреагировал, когда я бросила свои вещи рядом с ним. От усталости мелко дрожали колени, в боку опять кололо. Я немного постояла, уронив руки вдоль тела и переводя дыхание. Потом пошла на второй заход - теперь за вещами напарника.
Этот раз дался мне тяжелее. Бегом туда и бегом обратно.
Погружение в детский сон и пробуждение в суровой реальности. Игра красок и тусклое подобие живого мира.
От таких метаморфоз голова у меня шла кругом. Вернувшись и выронив свою ношу, я присела на корточки, запустив пальцы в волосы и зажмурившись. В ушах звенело, перед глазами мелькали разноцветные бабочки, мысли уплывали. Благодаря опёке Джуля, мне никогда не приходилось встречаться с контролёром, но, наверно, человек, попавший под его воздействие, ощущает нечто похожее.
Шухлый рядом шевельнулся. Я устало открыла глаза. Напарник по-прежнему спал, но с его лица исчезло умиротворённое выражение, а над бровями снова залегла знакомая вертикальная морщина. Я одобрительно усмехнулась – бандюга возвращается! И надо признать, такой Шухлый был проще и понятнее, чем тот, который на плато просил у меня прощения, а потом целовал сладкими от шоколада губами.
Заставив себя подняться на ноги, я поглядела туда, куда мне предстояло сбегать ещё раз. За двумя так удачно найденными стрелковыми комплексами, моим подарком для Колотуна и Кактуса. И сделать это нужно сейчас, пока напарник не проснулся. А то действительно откроет глаза, обнаружит себя в гордом одиночестве среди аномалий, с перепуга вляпается в одну из них, и тогда псу под хвост все мои старания. Для этого я, что ли, пёрла его на себе?
И я совершила свой третий забег на короткую дистанцию, самый трудный.
Поначалу всё шло хорошо. Но когда я, тяжело дыша остановилась возле лежащего на земле оружия, плато, словно почувствовав, что теряет жертву, обрушило на меня всю силу своего гипнотического воздействия. Я наклонилась за первым стволом, но вместо того, чтобы поднять его, сама уселась на землю и, обхватив колени руками, уткнулась в них лбом. Очень хотелось отдохнуть. Даже не спать, а просто посидеть, закрыв глаза и не думая ни о том, что напарник вот-вот проснётся, ни о том, как опасно находится на этой заколдованной земле. Да и почему опасно? Куда опаснее идти туда, куда я собираюсь. Там страшно, там стреляют, там ходят жуткие твари с горящими глазами… а здесь тишина и покой. В ответ на последнюю мысль из далёкого далёка донеслись гулкие удары колокола и низкий глосс нараспев заговорил «Вечный покой дарован будет…»
А потом другой голос, куда более близкий и реальный язвительно сказал сверху:
- Укатали Сивку крутые горки?
Это было так неожиданно и настолько не вписывалось в моё неземное состояние, что я даже нашла силы открыть глаза и поднять голову.
Надо мной стоял Шухлый. Прежний Шухлый с недобрым прищуром глаз и вызывающе выпяченной челюстью. Я заметила, что оба стрелковых комплекса он успел повесить себе на плечо. И выглядел так уверенно, что на миг мне показалось, что сейчас он развернётся и уйдёт. Один.
Но напарник насмешливо хмыкнул, подхватив меня под мышки, рывком поставил на ноги и сурово спросил:
- Чего поплыла?
Поскольку никаких связных мыслей в моей голове не было, я в ответ только слегка потрясла головой. Наверно, Шухлый другого и не ожидал, потому что, не задавая больше вопросов, сжал железной рукой моё предплечье и поволок за собой.
Такая смена ролей настолько меня потрясла, что я почти очухалась ещё до того, как мы вышли за пределы плато. А когда вышли и Шухлый начал, не обращая внимания на окружающие нас аномалии, приводить в порядок экипировку, я совсем растерялась.