Выбрать главу

 - Ты же всё равно стрелять не сможешь. - Шёпотом сказал Шухлый, заметив мои манипуляции с оружием. Я досадливо дёрнула плечом. Не объяснять же, что стрелять здесь не в кого. Это Холмы. А готовый к стрельбе автомат в руках – чисто психологическая фенька. Так спокойнее.

 Деревня сгорела странно, неравномерно. От некоторых домов остались лишь обугленные печные трубы, возвышающиеся над пепелищем, подобно надгробным памятникам. Другие наоборот выглядели почти целыми, только закопчёнными до черноты. Проходить мимо таких было особенно неприятно - слепые окна без стёкол смотрели, как глазницы черепов, в проёмах открытых дверей шевелилась тьма.

 Шухлый взял меня за локоть, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

 - Ты чего?

 - Тихо. Слышишь?

 Я прислушалась. Откуда-то доносился тихий монотонный скрип.

 - Что это? – Прошептал Шухлый и потянул с плеча дробовик. Я пожала плечами.

 - Не знаю. Может ветер дверью скрипит. Или ставней.

 - Так ведь нет ветра.

 - Это здесь нет. А там, где скрипит, значит есть. Пошли.

 Шухлый двинулся дальше, но судя по встревоженному лицу, не поверил моим словам про ветер. Ну и молодец. Я сама не верила. Ветра на Холмах не бывает, как и дождя. Здесь можно почувствовать лишь вкрадчивые дуновения воздуха, рождённые аномалиями. А этого мало для того, чтобы раскачивать дверь или ставню. Поэтому я не знала, что там скрипит в глубине пустых дворов и заросших огородов. И не хотела знать.

 Шухлый теперь держал дробовик перед собой и время от времени поводил стволом из стороны в сторону. В другой ситуации это выглядело бы забавно, но сейчас мне захотелось подбодрить его, и я сказала:

 - Здесь никого нет. Не может быть. Оружие нам не понадобится.

 Но мои слова возымели противоположное действие. Напарник шумно сглотнул и ответил, передёрнув плечами:

 - Я чувствую, что никого нет. От этого ещё паршивей…

 И я всё-таки взяла его за руку.

 Так мы и шли по сгоревшей деревне, мимо пепелищ и пустых домов, мимо почерневших заборов и высохших деревьев. Скрип затих позади, и вокруг снова висела мёртвая тишина. Лишь однажды, где-то неподалёку раздался металлический лязг, словно волочилась по земле собачья цепь. Я и Шухлый одновременно вздрогнули, но ничего не сказали.

 Скоро улица оборвалась, и я с облегчением увидела в её конце знакомое дрожащее марево аномального поля. Шухлый тоже приободрился и зашагал быстрее, но почти сразу остановился как вкопанный, и свистящим шепотом выдавил:

 - Владька… кто это…

 - Где? – Пролепетала я, чувствуя, как спина становится влажной.

 - Вон… сидит…

 Последний дом по левую сторону улицы сгорел дотла. От него осталась лишь печная труба и головёшки. А чуть поодаль – обугленный сруб колодца. На этом срубе сидела сгорбленная женская фигура.

 Мы замерли посреди улицы, затаив дыхание. Фигура не шевелилась, вся её поза выражала скорбь – низко опущенная голова в надвинутом на лоб платке, руки, крест-накрест обхватившие ссутуленные плечи.

 Я осторожно огляделась по сторонам. Уйти из деревни, минуя последний дом и сруб колодца, было можно, но у меня откуда-то взялась абсолютная уверенность, что сворачивать с улицы нельзя. Нельзя входить в эти пустые дворы, идти мимо обгоревших стен и слепых окон, нельзя тревожить мёртвые огороды…

 - Эй! – Неожиданно позвал Шухлый, обращаясь к безмолвной фигуре. Он произнёс это негромко, но в тишине мёртвой деревни его оклик прозвучал подобно набату. Я вжала голову в плечи и схватила напарника за локоть.

 - Молчи! Вдруг оно отзовётся?!

 - А может, ей нужна помощь?

 - Кому ей?! Ты забыл? Здесь никого нет!

 - Но…

 - Молчи!

 Я повернулась, глядя на таинственную женщину, сидящую на срубе колодца. Ни движения, ни вздоха… Правильно, так и должно быть. Здесь. Никого. Нет.

 - Пойдём, - я осторожно потянула Шухлого дальше по улице, - Не смотри на неё.

 Мы не произнесли ни слова, пока не оставили деревню позади, и её дома снова стали неотличимы от миража. Я перестала оглядываться, вернула автомат на плечо и не без усилия отогнав мысли об одинокой женской фигуре на фоне пепелища, заставила себя думать о недавно произошедших событиях. С «Долгом» я поссорились – это ясно. Того, что я сегодня отчебучила, Сотник не простит. Беспокоило другое. Он ведь и до этого вёл себя по отношению ко мне не очень дружелюбно. И его охранник тоже. А ещё мне Кэп советовал уходить с территории «Долга» вместе с друзьями. А главное – в меня кидали гранату. Ну, пусть не в меня, а в Шухлого, но ведь знали, что я рядом!

 - Владька, - негромко позвал Шухлый, - А я понял, кто это был, там, в деревне.

 - Там никого не было. - Монотонно ответила я, продолжая думать о своём.

 - Была. Эта женщина сгорела в пожаре, поэтому не смогла уйти, как другие. Вот и сидит. А мы мимо прошли.

 - И правильно сделали. Ущипнул бы ты себя, что ли? Несёшь ахинею…

 Шухлый не ответил. Я оглянулась - напарник выглядел грустным и потерянным, словно оставил в сгоревшей деревне всю свою уверенность и браваду.

 - Скоро уже придём. - Подбодрила я его.

 - А куда мы вообще идём? – Внезапно спохватился Шухлый. – Куда ты меня ведёшь?

 - В безопасное место. На базу группировки враждебной «Долгу», так что там ты будешь в безопасности.

 - Выходит, ты спасаешь меня, - сделал вывод Шухлый, - Зачем, сталкерок?

 Я не стала кривить душой и сказала прямо:

 - Мне нужно чтобы ты показал мне на карте, где была вторая метка в том КПК.

 - Покажу, - кивнул напарник, - Вижу тебе это позарез нужно. Ты ведь пошла против долганутых, так? Назад тебе ходу теперь нет?

 Я, не оглядываясь, кивнула. И вдруг почувствовала вставший в горле ком. А ведь Шухлый прав – как раньше уже ничего не будет. Теперь мне не прийти на территорию «Ростка», не бывать в Баре. Мне придётся за три версты обходить долговские патрули и избегать мест, где могут оказаться члены группировки. И это мне – той, которая никому слова плохого не сказала! Обидно – не то слово.

 - Дался тебе этот КПК, - проворчал Шухлый, - Точнее эта метка на карте. Загривком чую, что если не она, ты бы пальцем ради меня не пошевелила. Скажи хоть что там? Чему я жизнью обязан?

 Может быть, у меня поплыли мозги под давлением Холмов, а может просто не могла я больше держать в себе гремучую смесь душевной боли и отчаянной надежды, но я начала рассказывать Шухлому всё – начиная с гибели родителей и заканчивая сегодняшним утром.

 Может быть и правы те, кто говорит, будто женское мышление не подвластно логике? Чтобы решиться рассказать всю правду друзьям, не раз спасавшим мою жизнь, мне понадобилось много месяцев. И меньше двух дней на то же самое, но - бандюге, чуть эту самую жизнь не отнявшему.

 Я рассказывала о Юрке, о Ревуне, о встрече с Джулем, о том, как благодаря ей, я целый год каталась по Зоне как сыр в масле, и о том, чему научилась за этот год. Я говорила, не делая пауз, с упоением, взахлёб, вытаскивая на свет такие эпизоды, о которых уже думать забыла.

 И всё это время мы продолжали двигаться вперёд. Как я не вляпалась в аномалию – ума не приложу, я их даже не видела. И ничего другого не видела тоже. Перед глазами словно прокручивался фильм-калейдоскоп из тех событий, о которых я говорила. Шухлый тоже не останавливал меня. И не перебивал. Только, когда я дошла до эпизода с найденным в чужом КПК упоминании о Юрке – громко цокнул языком.

 - Теперь ты понимаешь, зачем мне нужно, чтобы ты показал мне то место на карте? – Закончила я, поворачиваясь к Шухлому и переводя дух.

 Напарник выглядел немного озадаченным… и только.

 Мне стало обидно. Я-то всегда считала, что моя история уникальна, а значит, достойна удивления, восхищения и прочих проявлений эмоций. А этот тип выглядит так, словно серию мыльной оперы посмотрел!

 - М-да, сталкерок, - протянул Шухлый, глядя поверх моего плеча, - Это многое объясняет. Но интересно другое.