Аполлинария медленно развернулась к зеркалу и уставилась в округлившиеся от ужаса глаза девушки, которая была ей прекрасно знакома. Та, кого она в первую минуту приняла за Ксюшу, была ее собственной двадцатипятилетней копией со старой фотографии. Только сейчас она была цветной, испуганной и живой.
– Боже мой! – только и смогла выдохнуть Аполлинария.
Губы ее молодого двойника повторили ее слова, а она сама поморщилась от боли в прокушенной губе. Двойник сделал тоже самое и оскалился во всю пасть, сделавшись похожим на вампира. Аполлинария в испуге отпрянула от зеркала, перестав растягивать рот и щупать крепкие белые зубы, которые каким-то образом выросли у нее за ночь. Двойник тоже попятился и закрыл рот. Аполлинарию замутило от внезапной догадки. Она поднесла руку к зеркалу – и двойник протянул руку навстречу. Бежевый маникюр с белыми звездочками, сделанный на днях, сохранился. Только рука стала более узкой, гладкой и белой.
– Я схожу с ума, – в панике пролепетала Аполлинария и услышала все тот же незнакомый голос – молодой и чистый.
Спокойствие, только спокойствие. Она часто задышала – зеркальный двойник копировал ее действия.
– Это не я. – Аполлинария замотала головой, и коса тяжело хлестнула ее по плечу. – Я сплю! – Она с силой дернула эту косу, вспомнив, что отстригла ее через месяц после похода в фотоателье и с тех пор больше никогда не носила длинных волос. Боль в затылке была настоящей, она громко охнула и попятилась к двери, глядя, как постепенно удаляется в зазеркалье ее насмерть перепуганная двойняшка.
Вот и все, обреченно поняла Аполлинария, прислоняясь к закрытой двери и не в силах отвести взгляда от отражения. Маразм подкрался незаметно. Больше всего на свете она боялась утратить способность ходить и стать обузой Ксюше или лишиться разума, как ее старинная подружка Фрося. И вот теперь уже она сама сходит с ума. Кажется, что все помнит и по-прежнему здраво мыслит, но при этом видит себя помолодевшей на полвека.
Дверь содрогнулась от стука.
– Ба! С тобой все в порядке?
Аполлинария в панике заметалась, переводя взгляд с зеркала на дверь. Зрительная галлюцинация никуда не делась, что же делать? Нельзя, чтобы Ксюша считала ее сумасшедшей!
– Бабушка? – Волнения в голосе внучки прибавилось, стук в дверь стал настойчивей.
– Да-да! – хрипло выкрикнула Аполлинария и испуганно зажмурилась от звука чужого голоса. Ее голоса пятидесятилетней давности.
Однако Ксюша, похоже, ничего не заметила.
– Ну ладно, – донеслось из-за двери. – Выходи, я пока чайник поставлю.
Значит, вся эта мистика и впрямь происходит только в ее воображении, немного успокоилась Аполлинария. Значит, нужно просто сделать вид, что ничего не изменилось, что она все та же семидесятипятилетняя Аполлинария Осетрова. Вести себя как ни в чем ни бывало, как будто ничего не случилось, чтобы Ксюша ничего не заподозрила…
Она машинально дотронулась до ссадины на макушке, и в сердце затеплилась робкая надежда. Может, все дело в том, что она ударилась головой? И тогда ее временное помешательство пройдет раньше, чем заживет ранка под волосами? Как бы там ни было, надо вести себя как обычно. Собраться, успокоиться, открыть задвижку, пройти в кухню, сказать: «Доброе утро, Ксюша! А я оладушки пожарить собиралась, подождешь?»
Аполлинария успела произнести только:
– Доброе утро!..
Ксюша, стоявшая к ней спиной у раскрытого холодильника, резко обернулась, выронила пакетик со сливками, расплескав его по полу, и пискнула:
– Мама!
Аполлинария нервно запахнула шелковый халатик, отметив, что налившейся до полного четвертого размера груди в нем тесновато. Не может быть, чтобы сумасшествие было заразно и внучка ее не узнала.
– Ксюша, это я, бабушка! – Молодой голос прозвучал звонко и фальшиво, и Аполлинария кашлянула и повторила дребезжащим голосом: – Бабушка я.
Ксюша попятилась к окну и завопила пожарной сиреной:
– Бабушка!!!
Аполлинария шагнула к ней.
– Детка, успокойся, я здесь.
Загнанная в угол Ксюша внезапно схватилась за чугунную сковороду, стоявшую на плите, и пошла в наступление.
– Где бабушка?
– Я… – пролепетала Аполлинария, пятясь.
– Вы кто такая? Вы как здесь очутились? – Ксюша надвигалась на нее с отчаянной решимостью. Внезапно ее глаза округлились. – Почему на вас бабушкин халат?! – хрипло спросила она.
– Это мой халат, – возразила Аполлинария, и в тот же миг ее милая внучка окончательно превратилась в опасную фурию.