— Если буфет не понравится Конору, я куплю его у вас и отправлю домой, когда буду уезжать.
Мы решили взять буфет на «Ферму» и, завернув в старое одеяло, привязали на крыше «ситроена». Впридачу жена фермера дала нам несколько толстых фаянсовых тарелок, какие делают в Страсбурге, с розовыми цветочками и резными краями. Пока мы медленно ехали домой, я осторожно держала их на коленях. Я только и думала о том, как Конор отнесется к изменению обстановки. Я не сомневалась, что получится очень хорошо. Я возьму один из тех медных котлов на кухне, который уже не используется, помещу туда цветы и поставлю на открытую полку буфета, а по бокам расположу страсбургские тарелки.
Камилла вышла, чтобы помочь нам внести буфет. Потом, когда я выходила, начистила медный котел и поместила туда гладиолусы, маки и другие цветы, названия которых я никогда даже не знала.
Когда все было закончено, я подивилась произошедшей перемене. Такая красота при входе предвещала красоту повсюду в отеле, как я и рассчитывала. Даже Эган поднял брови. Он пошел за Конором.
А мадемуазель Софи была все время где-то поблизости, пока мы возились, устанавливая буфет на место; она не могла не слышать шума, который мы подняли. И вот она неожиданно появилась наверху лестницы и начала спускаться, ворча:
— И кто же будет вытирать пыль с этого чудовища? Станет ли одна из вас, прекрасные леди, тратить досуг на домашнюю работу?
Мария и я были слишком огорошены, чтобы ответить.
Тут же появились Конор и Эган.
Мадемуазель Софи повернулась к ним:
— Вы разрешили им притащить в дом вашего отца эту уродину из какой-то фермерской хижины?
Даже Эган остолбенел на мгновение от такого яростного нападения. Конор смотрел недружелюбно через наши головы. Эган быстро пришел в себя, подошел к Софи и положил руки ей на плечи:
— Софи, дорогая, вы еще не рассмотрели эту редкую вещь. Она и расписана вручную. Наши гости будут в восторге, вы увидите, а когда-нибудь мы продадим его с большой выгодой.
Она со злостью сбросила его руки:
— Вы используете каждую возможность, чтобы покрыть позором этот дом, Эган, вместе с вашим братом. Вы все делаете ради этих проклятых денег, которые совсем помутили ваш разум, все этот ваш дьявольский бизнес. Единственное, что извиняет вас, — это то, что отец не видит последствий вашей деятельности!
— Довольно, Софи! — прозвучал неожиданно резкий голос Конора.
Ее одетая в черное фигура метнулась к лестнице с удивительной живостью, будто ненависть зарядила ее энергией. Нам оставалось только молча смотреть ей вслед.
Мария первой нарушила молчание; ее слова прозвучали, как у испуганного ребенка:
— Что это значит, Эган? Она имела в виду меня?
Конор повернулся на каблуках и вышел.
— Нет, конечно нет, Мария! Я же просил тебя не обращать на нее внимания. — Он повернул ее лицом к себе. — Она уже много лет ведет себя подобным образом. А все потому, что не может простить Конору, что он превращает ферму в отель. А мне — что я позволяю это делать.
— Но она сказала… проклятые деньги…
— Она имеет в виду деньги, которые мы зарабатываем в отеле.
Я вышла, предоставив Эгану утешать ее. Я хотела увидеть Конора. Все мои намерения помочь им улетучились после этой безобразной сцены. Проклятые деньги! Что она имела в виду — доход от отеля или деньги Марии? Что она и Конор знали о Марии? Или здесь было нечто другое, столь неприятное, что Конор удалился, не сказав ни слова? И почему Эган так старался успокоить Марию?
Мне не хотелось больше писать. Я не хотела оставаться на «Ферме» и снова встречаться с мадемуазель Софи, поэтому пошла погулять куда-нибудь подальше. Я забралась так высоко, что лиственный лес закончился и теперь попадались лишь сосны и пихты. Я шла по мягкому зеленому ковру, сквозь который местами проникал каменный остов гор. Была ли Софи причиной подавленного настроения Конора?
Я не нашла ответа и объяснила все неприятной атмосферой, которая царила в «Ферме». Было уже поздно, когда я вернулась в отель и поднялась прямо в свою комнату. Проходя мимо комнаты Марии, я постучала в дверь, чтобы узнать, там ли она.
Она была у себя, уже приняла ванну и была готова к танцам. На ней была длинная полосатая юбка, талию перехватывал широкий пояс. Если она и была огорчена дневным инцидентом, то не показывала виду. Наверное, Эган располагал эффективными средствами успокоения, потому что сейчас она просто светилась.
Они собираются в Канн на дискотеку, сообщила Мария, надевая на руки браслеты.
— Эган хочет поехать в Нью-Йорк в сентябре, — поделилась она со мной радостно. — Он даже остановится у нас, если тетя Милли его пригласит, а я думаю, что она сделает это, потому что сгорает от любопытства увидеть, каков он.
— Он поедет, только чтобы нанести визит?
— Он намерен поискать работу в каком-нибудь нью-йоркском отеле — не хочет всю зиму быть так далеко от меня.
Значит, по крайней мере, они не собираются предпринимать решительные шаги этим летом. Я прекрасно понимала, что не смогла бы остановить их, если они что-нибудь задумали, и все-таки здесь, в отеле «Ферма», было что-то беспокоившее меня, и мне не хотелось, чтобы она сделала шаг, о котором я бы не знала.
— А что представляет собой Лаура? — спросила я с любопытством.
— Вам это интересно, не так ли? — лукаво улыбнулась Мария.
Я пожала плечами:
— Но она приезжает завтра. Я и сама скоро это увижу.
— Очень странно видеть вас такой заинтересованной. Вы хотите знать, хорошенькая ли она? — Мария надула губки. — Вовсе нет. Скорее яркая и пышная. Может быть, она и была красива в молодости. А теперь она старая, как Конор. Ей не меньше тридцати пяти.
— А почему Лаура не приезжает сюда чаще, если уж она его любовница?
— Не может, она… — Мария осеклась. — Я обещала Эгану, что не буду говорить о ней.
— Да ладно уж. Я так понимаю, что она замужем. И кто же ее муж?
— Я не могу сказать, Керри.
И она не сказала, хотя могла бы. Но по крайней мере объяснила, почему Лаура появляется так редко, и теперь стала понятна причина постоянного расстройства Конора. Камилла работала так быстро, что Эган и Мария смогли исчезнуть сразу после обеда. Камилла принесла подносы с кофе немногочисленным гостям, сидевшим на террасе, ее щеки пламенели еще ярче, и единственным признаком усталости были мокрые завитки волос, спадавшие на лоб.
Я не могла так легко отвлечься от неприятных событий этого дня, как это получилось у Марии; наверное, потому, что у меня не было Эгана, который успокоил бы меня. Я не смогла заставить себя поддерживать разговор с другими гостями и удалилась в салон, где в одиночестве попыталась читать. Я не ожидала увидеть там Конора, поэтому просто лишилась дара речи, когда он появился. Наши тревожные взоры на мгновение встретились.
— А мне понравился буфет, — смущенно сказал он. — Я понял, как важно иметь в отеле такие вещи, и доволен, что вы позаботились об этом. Благодарю вас.
— А я теперь жалею, что сделала это, — призналась я. — Не думала, что это повлечет за собой такие последствия.
— Вы о Софи? Да забудьте!
— Вы хотите сказать, что она говорила все это без какой-то задней мысли?
Он внимательно смотрел на меня целую минуту.
— А у вас есть повод думать иначе?
— Здесь Мария и Эган, поэтому… Я просто не могу не думать об этом.
— Софи несет всякую чушь. Не обращайте внимания. К тому же у нее есть некоторые права…
— На отель?
Он сделал неопределенный жест.
— На… все. — Потом сухо добавил: — Я уверен, что Мария все вам рассказала.
— Вы имеете в виду то, что вы потеряли деньги, которые оставила вам мать?
— Я не потерял их, а проиграл, — сказал он. — И как все игроки, я рассчитывал на лучшее.
— Во что же вы вложили деньги?
— Вы знаете что-нибудь о сере?
Я покачала головой.
— Она в большом дефиците. Метод ее извлечения очень дорог. Процесс, в который я вложил деньги, позволял упростить ее получение. Он мне казался вполне надежным. Он таким и был и когда-нибудь мог принести большую выгоду. Но требовалось время и добавочный капитал, которым мы не располагали. И когда банки перестали давать кредиты, я использовал и часть наследства Эгана. Но было уже поздно. Мы обанкротились. Эгану пришлось оставить школу. Не из-за недостатка в деньгах. Я работал и все еще был в состоянии оплатить его образование. Причина была гораздо глубже. Я оказал влияние на его выбор. Он захотел во всем походить на меня.