Я вспомнила, как хотела получить от него это обещание в обмен на молчание, и еще раз убедилась, какая я наивная и непрактичная. Теперь я в его руках, так же как и он в моих.
Я не знаю, насколько точно мои мысли отражаются на лице, но, наверное, что-то можно было заметить. И он сухо спросил:
— Так вы доверяете мне уничтожить это? Если хотите, можете присутствовать.
— Нет, не хочу, но вы скажете мне, кто стоит за всем этим?
Он, подумав, ответил:
— Нет, не скажу и не сказал бы, даже если бы знал. Для вашего же спасения. Вы и так уже достаточно рискуете. Я предупреждаю вас, Керри: абсолютно никому ни слова о том, что вы нашли. Если вы скажете хоть кому-нибудь об этом, вы окажетесь в серьезной опасности.
Я ответила с пересохшим ртом:
— Я никому не скажу.
— Теперь-то вы понимаете, почему должны забрать Марию и уехать отсюда как можно быстрее?
Но ведь он предупреждал меня гораздо раньше, когда я еще не натолкнулась на этот героин. Так, значит, он боялся, что именно это случится, и не хотел, чтобы я нашла наркотик? Он знал об этом! Это открытие свинцовой тяжестью легло на мое сердце. И я попыталась объяснить ему:
— Я никогда не уговорю Марию уехать, если только не расскажу ей все. И даже в этом случае она может не согласиться. Ее надо будет еще убедить, что в этом деле замешан Эган.
— Эган? — резко спросил он. — А как Эган связан со всем этим?
— Это Эган выбирал рамы.
— А я упаковывал их. И еще многие люди имели доступ к ним. Может быть, даже в мастерской столяра.
Я молча кивнула.
— Это не в стиле Эгана, — сказал он. — Вы его не знаете. Эган может заработать деньги гораздо легче.
Почему он так ревностно защищает Эгана?
— Так я забираю это, — сказал он отрывисто. — Спокойной ночи.
Он сунул мешочки в карман куртки и вышел. Едва за ним закрылась дверь, как я услышала его голос:
— Эган! Ты еще здесь?
— Я здесь, с Марией.
Их шаги затихли в направлении башенки. Так значит, Эган был все это время в комнате Марии. У нее и раньше горел свет. Он, наверное, не мог расслышать, о чем мы говорим, через толстые стены, — может быть, только приглушенные звуки голосов. Не встревожило ли его то, что Конор был в моей комнате? Но почему он должен беспокоиться об этом?
Нет, я совсем запуталась в этой тьме. Кто-то использует Конора, кто-то похожий на Лауру. Если она и Арман вместе завязаны в этом секретном деле переправки наркотиков, то кого, как не Конора, она легко могла бы привлечь к этому делу? Если он ее любит, как он может ей отказать?
Я подумала о Софи. Она намекала, что оба они, Конор и Эган, имеют гораздо больше денег, чем хотят показать, и ни один из них не должен в поте лица зарабатывать свой хлеб. Так она сказала. Она еще говорила о письмах из швейцарских банков.
И Мария что-то знала. Ее озабоченность объяснялась чем-то большим, чем разрезанные платья и пораненная рука. Она беспокоилась об Эгане. Она никогда не предаст его, так же как и я не способна передать Конора в руки властей.
Голова моя раскалывалась, и я прижала к вискам холодные пальцы. Конор сказал, что встреча со мной — лучшее, что случилось с ним в жизни. Он сказал так, чтобы нейтрализовать меня? После этих слов я готова отдать свою жизнь в его руки.
Но если он сказал правду, как он может любить Лауру? У меня осталось достаточно здравого смысла, чтобы понять: я ни на кого не могу положиться.
Глава 16
На следующий день Мария была все еще слаба, хотя температура спала. Когда я предложила остаться с ней, она настояла, чтобы я шла рисовать, как обычно, а она оденется и полежит в тени возле бассейна; Эган побудет с ней, когда сможет.
Я пошла и упорно работала целый день, словно стараясь стереть из памяти все, что произошло. Когда вечером я спускалась с горы, встретила подъезжающий автомобиль Лауры. Она остановила машину, затормозив так резко, что пыль поднялась из-под колес.
— Садитесь. Вы выглядите разморенной от жары и усталой, дорогая, — окликнула меня она.
Мсье Абдикян сидел рядом с ней. Он подвинулся, освобождая мне место.
— Новые картины? — спросил он. — Вы должны показать их мне. Может быть, я куплю их для своей жены на память о «Ферме».
— Я уверена, Анна не желает иметь воспоминаний о «Ферме», — сказала холодно Лаура. — Потому что «Ферма» отнимает у вас слишком много времени.
— Вы сегодня в неважном настроении, — заметил Арман с укоризной.
— Я приезжаю сюда, чтобы поправить свои нервы, но вы нервируете меня еще больше. С таким же успехом я могла бы оставаться дома.
— А я здесь только из уважения к вашему мужу, вы же сами знаете, — ответил Арман.
— Фу, — фыркнула Лаура и заложила крутой поворот к месту стоянки.
В это время Конор пересекал двор от мастерской к двери кухни. Он наверняка видел нас, но не остановился. Только Эган поспешил к нам, чтобы взять багаж. Он был очень серьезен.
— Какая неожиданная радость, — сказал он, целуя Лауру в щеку. — Мы ждали вас только завтра.
— У меня так расшалились нервы, дорогой! И ничто не помогает мне так, как «Ферма». А где же ваш брат?
Ее голос был холодным и жестким, как кремень.
— Там же, где всегда. Я скажу ему, что вы приехали.
Мне очень не хотелось быть с ними в этот вечер, и я даже обрадовалась, когда Мария сказала, что она слишком устала, чтобы обедать со всеми, и хочет поесть у себя в комнате.
Мне так хотелось избежать встречи с Лаурой и Арманом следующим утром, что я ушла раньше, чем обычно. Отель «Ферма» стал теперь красивее, но я знала, что под этой внешностью кроется неприглядная суть. Может быть, именно поэтому поднялась повыше, так что уже не было видно ни одной фермы, ни одной крыши.
Я все поднималась и поднималась, как и в тот раз, когда я была слишком взволнована, чтобы работать, и достигла того места на склоне горы, где лиственные деревья уступили место соснам и выходы скальных пород стали более заметными. Далеко внизу справа виднелось море и городишко Белан, похожий отсюда на россыпь терракотовых камушков.
Я не знала, сколько времени простояла здесь, очарованная видом, который расстилался передо мной; солнце согревало меня вполне достаточно для того, чтобы разогреть мои пальцы, и я, отступив немного от края пропасти, установила свой мольберт на относительно ровной площадке. Я набросала контуры пропасти и нескольких сосен, росших на каменистом склоне. Это будет полотно в блекло-серых и голубых тонах, с немногими темно-зелеными мазками и красноватыми скалами. Я работала упорно, но иногда мысли все же отвлекали меня.
Я знала, что любовь не всегда разумна, даже необъяснима, и совсем нетрудно понять, что женщина такой красоты, как Лаура, могла проникнуть в душу Конору, даже если она связана с преступлением и он знал об этом. Я также знала его скрытность и то, как трудно ему проявлять свои эмоции, но для меня, которая так желала знать все о нем, было непонятно, почему я никогда не замечала внешних проявлений привязанности между ними? Может быть, все это началось как страсть и переросло в деловые отношения? И почему Арман шпионил за ними в комнате Конора?
Несмотря ни на что, я проголодалась. На моих часах был уже второй час, и я, выбрав место, где росла травка под тенью жидких сосен, стала закусывать сыром и хлебом. Потом съела большую сладкую грушу и, согретая, сытая, легла на спину и стала смотреть в безоблачное небо. Меня разморило, я закрыла глаза и задремала.
Я не спала, только дремала. Где-то неподалеку раздался хруст, и я подумала, что это фермерские овцы или козы сумели подняться на такую высоту. Я и раньше не раз видела их в горах, но у них всегда были подвешены колокольчики на шее, и сквозь дремоту я подивилась, почему не слышу их печального металлического звона. Но мне было лень открывать глаза; еще пять минут, сказала я себе, и я снова начну работать.
И тут внезапно, без видимой причины, мною овладело беспокойство. Мне показалось, что кто-то наблюдает за мной. Я убеждала себя, что это, наверное, коза. Я хотела стряхнуть с себя наваждение, встать и приступить к работе. И вдруг погрузилась в кромешную тьму. Кто-то закрыл мне нос и рот, прервал дыхание, я ничего не видела. Мой крик был заглушен тканью, прижатой к лицу.