- Ужином? Сколько же я проспала?
Ванда опускает ноги на пол, ощущая босыми ступнями приятный ворс ковра. Бартон наблюдает за ней, скрестив руки на груди, и его вид вносит еще больше сумбура в ее и без того спутанные мысли. Она привыкла видеть в нем солдата, лучшего снайпера Фьюри, который не колеблясь убьет врага. Но этот мужчина перед ней совершенно обычный. Весь его облик так отличается от того, к чему привыкла Ванда: потертые джинсы, футболка, взгляд, которым он проводил Лилу, когда она уходила, - так смотрит родитель на своего ребенка. Такое ощущение, что она попала в другой мир - в мир, где нет Штрукера и того зла, что оно олицетворяет. Так и есть, внезапно понимает Ванда, Бартон потерял свою жену и двух родных детей, оставшись вдвоем с Лилой, которую ни за что на свете не назовет неродной (чужой?), подарил ей светлый мир. Малышка ничего не знает о том, что из себя представляет ее дед, да и какой он ей родственник? Он никто, бездушный монстр.
- Ванда? - Слезы льются по щекам против воли, и Ванда принимается вытирать их ладонями. Слышать звуки своего имени в голосе Бартона так непривычно, иррационально.
- Капитан Америка, серьезно? - Попытка придать голосу интонации шутки проваливается, когда Ванда замечает, что на ней надето: футболка, которая ей явно широка - сползла с плеча, обнажив его, - с рисунком, не узнать который просто нельзя. Ванда спешит вернуть рукав футболки на место и натянуть подол как можно больше на ноги.
- Лила обожает Роджерса, а он ее.
«Лила обожает Роджерса...» - эхом отдается в сознании.
- Ты проспала почти сутки. Это все Лила, - продолжает Бартон, не глядя на непрошеную гостью, его взгляд устремлен в распахнутое окно - к морю. - Она погрузила тебя в сон.
- Это ее способности?
- Не совсем. Она умеет исцелять, а способность успыпить, видимо, идет впридачу. Подозреваю, это не все, но ничего другого пока не проявлялось.
Поразительно! Ванда только утерла слезы, но в глазах снова предательски щиплет. Из всех способностей у этой прелестной девочки - самые светлые. Разве это не чудо?
- Бартон? - Ванда поднимается на ноги и делает шаг ему навстречу, и Соколиный глаз, наконец, позволяет себе взглянуть на нее. Она помнит, даже спустя десять лет, цвет его глаз: небесно-голубой, но сейчас эти глаза потемнели. В них предупреждение, граничащее с угрозой.
- Вот что, ведьма, мне совершенно не важно, чья кровь течет в жилах этой девочки. Илины нет. Она Лила Бартон - моя дочь! - Тот, кто всегда находился по другую сторону баррикад, приближается к Ванде, настроенный решительно и серьезно. Ей не удается удержать новый поток слез.
- Конечно, Лила твоя дочь. Ты - лучшее, что могло с ней произойти. Позволяя тебе забрать ее, я и подумать не могла, что все так обернется, но, боже, я рада этому! - Бартон явно ошарашен ее словами, не просто ошарашен - разоружен. Его глаза светлеют, выражение лица смягчается.
- Идем, ведьма, у нас мало времени.
- Ведьма? Почему ты зовешь меня Алой Ведьмой?
- А кто ты? - Бартон вдруг ухмыляется. - Ведьма и есть.
Мой лучший враг
И пусть мир вокруг неправилен и жесток,
Пусть тебя порой кусают его шипы,
Я иду за тобой след в след, не жалея ног.
Так иди вперед.
Никогда не сходи с тропы.
Будь бесстрашной двадцать четыре на семь.
И пусть тьма впереди,
Пусть зубы оскалил зверь.
Знай, что в каждой секунде дня
Я стою за твоей спиной,
Я охраняю тебя.
(Джио Россо)
От крыльца дома Бартонов до того места, где заканчивается песок и начинается бескрайнее море, совсем немного. «Интересно, сколько тут шагов? - проносится в мыслях Ванды совершенно невпопад. - Лила точно знает это. Ее отец наверняка тоже».
За ее спиной слышны дружные голоса отца и дочери под редкий стук посуды. Когда-то и семья Максимофф по вечерам собиралась за столом, родители любили слушать рассказы Пьетро и Ванды про их школьные дни - в семейных посиделках было столько любви и тепла, но Ванда давно запретила себе скучать по тем дням. Родителей давно нет, а теперь и Пьетро... Она осталась совсем одна, и он так и не узнает правды.
Ванда сидит на крыльце в одной футболке, но не замечает прохлады вечернего ветра, что гуляет по ее босым ногам. В ее руках картонная папка с документами. «Это предназначалось для твоей вербовки», - сказал Бартон, отдавая ей папку после ужина.
Оснований не верить этим документам нет. Штрукер всегда говорил, что оружие Старка закупали повстанцы, но ему переворот в Соковии был выгоден едва ли не больше, чем им.