Выбрать главу

Он дал Авроре возможность стать тем, кто может завоевать мир – или растоптать его, если она того пожелает.

Но Тони знал, что она никогда так не сделает.

Он верил в это. Он верил в маленькую рыжую девочку, что однажды пришла к нему за помощью.

Он просто очень её любил.

…На карточку упала прозрачная капля.

Ава вспомнила, что не плакала на его похоронах, шмыгала носом, но понимала, что сейчас нужнее в спокойном состоянии – Питера поддержать было важнее. Она, казалось, попрощалась с ним – так легко и ровно, что сама удивлялась. У неё никогда ничего не ёкало, когда видела повсеместные изображения почившего героя. Никогда не дрожал голос, когда она говорила про него.

Словно он был для неё всё ещё жив. Всё ещё рядом. Вот сейчас он позвонит и спросит: «Опять ты там в историю закопалась?! А ну вылазь!»

Она не плакала просто потому, что никогда не прощалась с ним. Аврора знала, мозгом понимала, что он мёртв. Но на деле…

На деле Маклауд осознала это только сегодня, когда увидела голограмму. Подтверждение того, что от настоящего реального Тони, человека, что стоял в её жизни на втором месте после мамы, осталась только кучка байтов, всего лишь имитация жизни. То, что разговаривало, вело себя, как Тони, но Старком, в сущности, не являлось.

Потому что Энтони Старк был мертв. Уже почти два года как.

И встреча с его голограммой стала для Авы последней каплей.

Поведение Паркера, собственные нервы. Встреча с Джеймсом. Темные эмоции убитых горем родственников жертв. Отец Меллисы Дейл, его черная непроглядная скорбь. Слишком частое использование телепатии.

А теперь Тони. Его смерть. Пусть и давняя, но слишком неожиданная для той единственной девочки, которую он называл своей дочерью задолго до Морган.

Маклауд не помнила, когда последний раз плакала. Наверное, в тот день, когда вернулся Питер после Щелчка. Но сейчас у неё случилась форменная истерика. С судорожными всхлипами, слезами градом и глухими завываниями… в Джеймса.

Мужчина зашёл в комнату неслышно. Сэм, как в воду глядел, предупредил, что, скорее всего, она будет плакать, и Барнс был морально готов к тому, что увидел. Но всё равно это стало для него испытанием – свернувшаяся в уголке между стеной и столом девушка, рыдающая в колени.

На мгновение он просто нелепо застыл над ней, не зная, что делать. А потом вытащил и обнял, прижав к себе, уткнув её лицом в свою майку. Гладил по волосам, крепко обнимал, качал в своих руках, как ребёнка.

И молчал.

Потому что шептать «тише-тише» – зачем? Ей необходимо выплакаться. Говорить, что «всё будет хорошо» – эта отвратительная ложь всегда раздражала Солдата просто до зуда.

Но, Господь всемогущий, как она плакала… Горько, страшно, выливая всю боль – свою и чужую. Судорожно цеплялась за него и пыталась вздохнуть, чтобы потом продолжить с удвоенной силой. Маклауд выла, как раненный зверь, и всё никак не могла остановиться.

И всё время держала пальцы на реакторе.

Барнс не знал, сколько времени они провели на полу, но, когда рыжая успокоилась и затихла, всё ещё всхлипывая в его руках, он, осторожно поднявшись, положил её на кровать – на улице была глубокая ночь.

- Не бросай меня, не уходи, - почти отключаясь от эмоционального истощения, прохрипела телепатка.

- Не уйду, спи, - пообещал он, размещаясь рядом с ней.

Девушка повернулась к нему спиной, доверяя тыл, и почти мгновенно отключилась. Джеймс же ещё долго лежал в темноте, удивляясь, как же хорошо она научилась прятать под коркой сарказма и яда решительной молодой женщины чувствительную и маленькую девочку.

И радуясь, что ему позволялось её видеть. И даже защищать.

«Береги её. Ей нужен тот, кто прикроет спину, - сказала ему голограмма Старка, когда девушка уже вышла из кабинета. – Ты вроде не так уж плох. И она любит тебя. Ещё с Ваканды. Хоть я и не знал, за что. – Он помолчал и словно бы вздохнул. – Теперь вижу».

***

Ава проснулась с четким осознанием, что именно хочет сделать. С ней такое бывало, когда после сильного морального опустошения психика пыталась это компенсировать – за счёт другого человека. Сейчас, в четыре часа утра, она нацелилась на Джеймса.

Девушка перевернулась в его руках, но в сумерках почти ничего не разглядела. Только очертания лица – аккуратный нос и губы, созданные для всяких порочных вещей. Рыжая сама усмехнулась такому выражению, но решила продолжить.

Она начала с подбородка – заросшего трехдневной щетиной, по-мужски твердого и тяжёлого. Было что-то первобытно-правильное в нём. Легко чмокнула и перешла на шею.

У его кожи был совершенно особенный вкус – немного соль и что-то такое, что принадлежало только Барнсу. Он пах так, что Аврора начисто перестала стесняться того, что задумала.

Сержант был в борцовке и домашних штанах, поэтому ей пришлось немного сдвинуть ткань, чтобы добраться до кожи на груди. Возбуждение, что до этого пульсировало где-то в голове, от вида рельефных мускулов ударило в низ живота, растекаясь лавой уже там.

Когда она тронула языком чувствительную кожу на ключице, шатен вздрогнул, и металлическая рука оказалась у неё на шее. Сжалась, придушивая, и мгновенно отпустила. Мужчина посмотрел на Маклауд и, скорее всего, заметил дьявольский огонёк в зелёных глазах. Поэтому переместил пальцы с шеи в волосы, а второй ладонью накрыл бедро.

Ава продолжала. Чем ниже она спускалась, тем громче и тяжелее дышал Солдат. А телепатка старалась ничего не пропускать. Каждый сантиметр, каждая дорожка между мышцами, всё это было тщательно изучено и обласкано.

Она платила ему его же монетой. Вчера после самого первого раза, когда они торопились и брали друг друга быстро, жёстко, хаотично, боясь, что это вдруг закончится, Джеймс подробно изучил её тело. Нежно и неторопливо, он прошёлся языком и губами везде, не пропустил ничего. И сейчас девушка планировала поступить так же.

Аврора сжала зубы на одной из косых мышц, идущих к животу, и Зимний приглушённо вскрикнул – от неожиданности, острого удовольствия, похоти и труда, с которым ему давалась покорность. Металлические пальцы потянули её за волосы вверх, и она поддалась – ответила на горячий влажный поцелуй, обеими руками упираясь в подушку – чтобы даже он не смог ей помешать.

- Я прошу тебя…

Две пары черных от возбуждения глаз встретились.

- О чём?

Маклауд терлась об него, как кошка, всем телом задевая все чувствительные точки, и Джеймс подумал, что спятит раньше, чем она дойдет до того, что действительно жаждало её внимания.

- Не мучай меня.

- Так неинтересно, - надулась она игриво, проводя языком по раковине его уха. – Я только начала.

Барнсу показалось, что с него сейчас кожа слезет живьём – так жарко и душно было, тесно. Он слишком хорошо помнил, какого это – быть в ней, и то, что этот момент оттягивался – превращалось в пытку.

Приносящую удовольствие одним лишь ожиданием, предвкушением пытку.

Влажный язык коснулся кожи над резинкой штанов, и сержант, чёртов мазохист, посмотрел вниз. Он хотел видеть всё. Ткань уже поползла вниз, почти давая освобождение, когда внезапно что-то поменялось.

По Авроре пробежала дрожь – Джеймс ощутил её рукой, что была в рыжих волосах – и она едва успела встать, когда из носа словно под напором брызнула кровь. Рыжая убежала в ванну, а шатен откинулся на подушки.

Всё возбуждение медленно уходило куда-то на задворки сознания, мозг включался, нехотя перестраиваясь на работу. Низ живота сводило почти судорогой. Была мысль избавиться от неудовлетворённости самому, но Солдат отбросил её. Не подросток же, мужчина, справится!

В санузле шумела вода. Маклауд сидела на бортике ванной, запрокинув голову и прижав полотенце к лицу. Вся раковина была в крови, рядом валялась скомканная майка, в которой она вчера уснула и которая сейчас оказалась полностью изгваздана. Сама девушка осталась в простом черном лифе и джинсах – тоже с капельками крови.