Потому что всё-таки и Рауль Гинсбург, хотя и зарабатывал себе хлеб когда-то тем, что строил рожи, но всё же делал это на сцене и держал всё-таки театр.
A теперешний антрепренёр лакей и держит крытое помещение, где «потрафляет».
— Сил Исаич! Что бы вам выписать в ваше учреждение Фу-Фу!
— A из какех она?
— Так, вообще… «живёт»… Ну, и на сцене может.
— Девица, стало быть?
— «Demi-mondaine».
— Что ж, эти самые «деми» — товар ходовой. Мы не гнушаемся. Поёт что?
— Нет, она ничего не поёт. A просто, так… Выйдет на сцену, станет, не сказав дурного слова, вверх ногами и стоит так даже до пятнадцати минут. Гениально!
— Стыд, стало быть, всякий потеряла? Что ж сыпь, можно! Ежели, впрямь, подолгу вверх ногами стоять будет — потрафит, и учреждения не замарает!
Уровень петербургской публики вообще невысок. Это вы можете видеть особенно ясно, когда петербуржцы шатаются за границей.
Не всякий петербуржец, бывавший в Париже, бывал в Comédie Française. Но всякий знает наизусть репертуар «Ambassadeurs», хотя по разу был в Marigny, Horloge, Moulin Rouge, Casino de Paris, а в «Олимпии», когда там какая-то дама раздевалась, изображая «первую ночь новобрачной», — всякий был даже 2 раза.
И особым пристрастием «по этой части» отличаются петербургские дамы. Здесь это неловко. Но зато, попавши за границу, они «навёрстывают потерянное» и таскают мужей по кафе-шантанам с утра до ночи.
Даже «утренники» в Париже посещают.
— В чужом отечестве что ж стесняться!
Один чешский писатель даже с ужасом мне рассказывал:
— Приезжает в Прагу русское высокоинтеллигентное семейство. Я им рассказываю — у нас то-то есть, то-то стоит посмотреть, а они, в первый же вечер, с дамами — вообразите! — в «срамовку». И во второй — туда же и в третий!
Наивная страна! Там кафе-шантан называется «срамовкой», а кафе-шантанные «этуали» — «срамницами». Ей-Богу!
Так и в афишах пишут:
— Сегодня в срамовке такой-то состоится вечер с участием срамницы такой-то.
Вот страна!
При таком непременном стремлении к «срамовке» и «срамницам» антрепренёры из артистов, вроде Лентовского, Сетова, были Петербургу как-то не по плечу.
Даже стеснительны!
Словно заехал человек в глухой кавказский аул, где все жители — князья. Ну, как сказать человеку:
— Ваше сиятельство, скиньте мне сапоги!
Ну, как было сказать человеку, всё-таки артисту и вдруг:
— А нельзя ли пригласить мамзель?
По причинам, уже выше указанным, неудобно и даже небезопасно.
Шут его знает, как с ним, с артистом, разговаривать! У них там какие-то свои правила, своя амбиция особенная есть!
А как с лакеями разговаривать всякий из нас знает.
И Петербург был бы совершенно счастлив, если бы везде и всюду сидели только лакеи.
Мигнул — и кончено.
С антрепренёрами-лакеями Петербург почувствовал себя великолепно.
— Что-то, братец, мне скучно. Пригласил бы ты мне…
— Не прикажете ли пригласить мамзель Фу-Фу? Всякий стыд потерямши. Сейчас, ни слова не говоря, вверх ногами. Многие господа одобряют.
— Сыпь.
— В момент-с!
— Молодчина, брат. Без слов почти понимаешь!
— Помилте, нам ли не знать, что господам требуется.
За сие уменье потрафить и бывают антрепренёры из лакеев награждаемы истинно «по-барски».
Лакейский характер сезона звучал во всём.
Никогда ещё мы не видали таких лакейски-безграмотных афиш:
«Неподражаемо-экстравангантная belle этуаль ранга-премьер, нек-плюс-ультра».
Эпитеты, словно лакей карточку вин выхваляет:
— Мадера-с вье трего-го многие гости «обожают».
Лакейский характер сезона звучал в газетных извещениях о готовящихся «экстра-гала-представлениях»:
«Дирекция сада „Заводиловки“, поистине, не щадя трудов и издержек, прибавила новый сенсационный номер к своей ультра-небывалой программе. Сегодня на сцене указанного учреждения состоится европейски-небывалый монстр-гала спектакль: выступает в первый раз красавица Санкюлот, которая будет стоять на голове целых полчаса перед всей публикой. Интерес зрелища усиливается тем, что красавица Санкюлот — не кто иная, как дочь испанского герцога Сиерра-Морена, сбежавшая из родительского дома, ради стремления ходить непременно на голове, что, говорят, несовместимо с испанским этикетом, очень строгим на этот счёт».
Ну, скажите, разве не лакей диктовал почтенному русскому писателю эту заметку?