Он осёкся; взгляд остановился на дальней комнате.
– Иди к маме, – он отпихнул Анжелу в спальню. – Я сейчас.
Она не успела понять, что происходит, как оказалась на руках матери, испуганной, плачущей, что-то шепчущей ей в ушко. Огонь пел свою древнюю песнь, подбираясь к двери гостиной. Мама прижала Анжелу к груди так, что она почти перестала дышать.
– Скорее! – закричала она севшим голосом. – Том, ради Бога, скорее…
Что-то взорвалось, раскололось на куски со страшным треском. Они закричали одновременно. Анжела закрыла глаза, представляя, что всё происходящее – всего лишь дурной сон… но желанное пробуждение не приходило.
– Том!
Сквозь клубы дыма показался силуэт отца. Голос заглушал шум огня.
– Бегите к выходу! Я…
Мама закашлялась, побежала туда, где дым сгущался, лишая возможности что-либо видеть. Анжела почувствовала щекочущие ласки стихии на своих руках, ногах, ресницах. Глаза слезились – от дыма, или она плачет сама? Мама бежала вперёд, но потом сбилась куда-то в сторону. Ладони дрожали; Анжела испугалась, что она выронит её, не сможет удержать. Отец кричал где-то на кромке горизонта, смачно матерясь. Оранжевые сполохи проникли Анжеле под веки. При виде невыносимо яркого света её начало тошнить.
– Господи, – прошептала мама и закашлялась снова; на этот раз кашель был жёстче, надсаднее. Анжела чувствовала, как вздымается и опадает её грудь. Совсем рядом на пол рухнул шкаф, окончательно изъеденный дикой, необузданной атакой.
– Стойте на месте! – проорал отец. – Стойте, чтобы я мог вас найти! Куда вы подевались!
– Нет! – мама свернула на звук его голоса, но дым рассеивал звуки, делая ориентацию бессмысленной. – Выводи Рона! Мы выйдем сами!
– … на месте!..
Мама наткнулась на что-то твёрдое, едва не выпустив из рук Анжелу. Зазвенели, посыпались на пол ложки и вилки. Раньше они были на полке кухонного шкафа. Как они забрели на кухню? Анжела открыла глаза, несмотря на режущий огонь – в детское сердце вдруг проник страх смерти: острое, как лезвие, доселе неведомое чувство. Она завизжала в голос, окружённая дымом и огнём, который захватил мир.
– Прекрати! – мама легонько тряхнула её; она разрыдалась ещё пуще. – Анжела, не надо… Нужно найти папу. Сейчас…
Она сделала один шаг и остановилась. Пламя теперь кружилось вокруг них, выжидая момент для броска, как хищный зверь. Выкрики отца, всё более истерические, терялись в этом всепоглощающем гуле.
– Том! – её снова задушил кашель; на этот раз гораздо дольше. – Выводи… выводи Рона, чтоб тебя… Анжела здесь…
Анжелу тоже потянуло на кашель – дым проник в лёгкие, коптя их изнутри. Она открыла рот, чтобы закашляться, вдохнула частички пепла, кружащиеся в воздухе, и сознание её затуманилось. Когда посветлело снова, она услышала, как кричит мама, качая её на руках, будто напевает колыбельную; и Анжела закричала тоже, потому что поняла, что огонь их одолел.
Мама упала на колени; пальцы слабели. Анжела внезапно почувствовала под собой твёрдый пол, который подрагивал под подошвами, как болото.
– Мама?
– Пойдём… – прохрипела она, но сама только и сумела проползти на коленях пару футов. Потом она остановилась, готовая упасть окончательно, и Анжела из последних сил сжала её руку. Под ладонью судорожно пульсировала вена матери.
– Мама, идём!
– Я… – она закашлялась снова. Сквозь дым Анжела увидела её глаза, помутневшие, ввалившиеся, из которых уходило сознание. Она в ужасе дёргала её вперёд, но рука матери стала свинцовой, соскальзывая вниз.
– Ну мама!
Тёмный силуэт прорезал огненный океан и навис над ними. Отец. Она почувствовала громадное облегчение. Всё кончено. Они спасены…
– Папа! Мама не может встать…
Даже не глядя на Анжелу, он поднял её, схватив за ночную рубашку, и затолкал под мышку, крепко сжав, как в тиски. Мама не двигалась; глаза закрылись, и на кончике волос, растрепавшихся по полу, заплясал игривый язычок пламени. Отец рывком поднял её, стараясь одновременно погасить огонь. Он побежал – Анжела почувствовала, как мир снова пришёл в безумное движение. Что-то опять взрывалось, падало, рушилось и выбрасывало снопы искр и пламени, но это было уже не страшно. Отец с ними, он несёт их к выходу, прочь от власти терпкого оранжевого света. Дым снова заволок мысли. Когда чёрная клубящаяся дымка рассеялась, она уже лежала на холодном полу лестничной площадки, корчась в приступе безудержного кашля. Вокруг толпились люди – для неё они были не более чем высокими тенями, встревоженно шушукающимися между собой. Рядом лежала мама, и кто-то склонился над ней, прощупывая пульс.
– … мальчик! – голос отца срывался на визг. -… где он? Я оставил его здесь – где он?
– … не видели… нет его…
Дверь квартиры была открыта настежь. Сквозь завесу дыма выглядывало мелькание пламени, которое уже добралось до прихожей. Отец вломился внутрь, перекрыв отблески огня. На мгновение на площадке стало абсолютно темно. Тени исчезли.
– Рон! Где ты?!
Ей показалось, что она услышала голосок своего брата, с трудом пробивающийся через глас стихии. Анжела шевельнулась, попыталась подняться на свои ватные ноги, но невидимые пальцы мягко толкнули её обратно:
– Лежи, малыш. Ты в безопасности.
– Нет, – она упрямо рвалась, сама не зная, что хочет. – Там Рон… Пустите меня!
– Рон!!! – голос отца напоминал крик простреленного навылет волка. – Рон, Господи, зачем ты туда вошёл?
Ещё один грохот в квартире. Кто-то пронзительно вскрикнул. Люди столпились у двери квартиры, и, воспользовавшись возвратившейся темнотой, Анжела поднялась на четвереньки и ушла из-под покровительственной руки, держащей её за плечо. Мама по-прежнему двигалась; рядом с ней сидел человек, который нелепыми взмахами ладони стучал по её груди.
Мама, не уходи…
Анжела доползла до матери и уткнулась лицом ей в ключицу. Цепкие пальцы незнакомца опять ухватились за неё – на этот раз за руку, чтобы оттащить, но человек, сидящий рядом с мамой, вдруг глухо сказал:
– Оставьте её.
Он перестал делать свои судорожные движения и поднялся на ноги. Рассеянно провёл дрожащей ладонью по её голове, но Анжела этого уже не почувствовала.
… она открыла глаза и увидела над собой лицо брата – худое, мертвенно-бледное, половина которого снова утопала во тьме. Оранжевый свет играл на скулах.
– Ну вот и всё, Энжи.
– Нет, это невозможно… – Анжела медленно протянула руку и коснулась его щеки. Тёплое, мягкое. – Я помню… помню, как играла с тем апельсином наутро после того, как вы ушли. Никакого пожара не было. Рон, это неправда! Я помню!
Он отшатнулся под напором её слов.
– Это правда, Энжи. Я же говорил, что не стоит…
– Неправда! – неистово прокричала Анжела ему в лицо. – Не ври мне, Рон, я помню!
Он замолчал, опустил взгляд на шкатулку, которая всё ещё находилась в его руке. Потом снова посмотрел на неё с ужасающей безнадёжностью. Анжела почувствовала, как ей сдавило грудь тяжестью дыма.
– Как… – слова душили её, накапливаясь желчью. – Но я… Рон, я же помню… Апельсин, пустые кровати, та девочка с шариком… Огня не было. Вы с мамой сами ушли!
Внезапно ей в голову пришла мысль, за которую она ухватилась, как за последний лучик надежды.
– Где мама, Рон? Почему ты здесь, а её нет?
– Она в отеле, – сказал Рон, отводя взгляд. – То есть я думаю, что она там. Не ходи туда, Энжи. Как ты не понимаешь…
– Мамы там нет, – в голосе Анжелы впервые прозвучала хоть какая-то уверенность, впрочем, скорее истерическая. – И отеля нет. Он сгорел. Я видела.
Она с ненавистью смотрела на брата, ожидая, что он скажет на этот раз, чтобы лишить её всего, что ещё осталось. Но он опять смолчал. Это молчание было страшнее всего.
– Скажи, Рон – она жива, да? Она выжила после той ночи? Почему отец скрыл это от меня?