– Стой! – закричала Анжела; стук капающей воды стал оглушительным. – Не вздумай уходить снова!
Она рванулась, побежала вперёд. Заржавевшие шарниры скрипнули, когда она открыла дверь. Тянуло зажмуриться, чтобы не увидеть ту страшную дыру… но никакой дыры не было. А была – лестница, которая вела в подвал. На дальнем конце, словно дразня её, мелькнула чёрная тень. Она поспешила вниз, хватаясь за перила. Когда до площадки подвального этажа осталось несколько ступенек, она почувствовала, как пальцы обожгло жаром. Приглушённо вскрикнув, она прижала ладонь ко рту. Там уже вскочил большой волдырь, словно от ожога. Перила были раскалёнными. Анжела оглянулась назад. Дождь высыхал; огонь, её вечный противник, злорадно выглядывал из-под провалившихся ступенек. Анжела разорвала волдырь, вцепившись в неё зубами. Боли не было. Ободрённая этим, она вошла в склад, в то время как пламя за спиной заводило свою песнь.
– Энжи…
Рон забился в угол склада. Через дыру на потолке проникал молочно-белый свет, но на её глазах лучи обрели цвет грязной ржавчины. Стены вздулись от напирающего жара. Впрочем, Анжела сильно не обратила внимания на эти жуткие метаморфозы. Она смотрела на своего брата, который дрожал, прижимаясь к ящику, полному сморщённых, дурно пахнущих апельсинов.
– Рон, – осторожно спросила она, – что с тобой?
– Зачем она это сделала? – Рон плакал, поскуливая, как побитый щенок. – Зачем она тебя… Я не хотел, Энжи…
– Успокойся, Рон, – она присела рядом с ним; Рон старательно прятал от неё лицо. – Не стоит плакать. Мама права… Я заслужила это.
– Ты должна была уйти! – он со злостью уставился на неё. – Почему ты не ушла?
Анжела подумала. Простой вопрос… Простой ответ. Она искала ответ давно, в тумане мёртвых улиц и огнедышащих подземельях… но правда настигла её здесь. Настигла просто и обыденно, без потрясений.
– Наверное, я хотела умереть.
Сказав это, она поняла, что так и есть. Умереть. Вот почему она пришла в этот город. Вот почему нашла в покинутом доме нож, которым убила отца. Вот почему она искала, так долго и упорно, мать и брата, хотя и знала до вчерашнего вечера, что их давно нет в живых…
– Не надо, – попросил Рон сквозь слёзы. – Не надо, Энжи. Там темно… и холодно… я не хочу, чтобы ты…
Рыдания лишили его возможности говорить, и он снова зашёлся в приступе безудержного плача. Анжела бережно погладила его по голове:
– Не плачь, Рон. Я благодарна тебе, что ты был со мной, пытался меня спасти. Но я сама виновата…
Помедлив, она сказала:
– За каждым преступлением следует наказание.
Стены покраснели, вмялись внутрь. Она поняла: ещё немного – и сюда хлынет огненный поток. Она знала, что сбежать всё равно не удастся, и конец близок… но не сейчас. Ещё остался один вопрос. Всего один вопрос, на который требовалось найти ответ.
Зачем?
Перед тем, как встать, она посмотрела на ящик и плоды, которые в нём лежат. Большинство испортилось… но один апельсин, который лежал с краю, выглядел ещё вполне сносным. Она взяла его и вложила в ладонь брата. Он неосознанно сжал фрукт в кулаке.
– Возьми, Рон. Ты был прав… Он твой…
Лестничная площадка полыхала. Пламя жадно перекидывалось с одного перила на другое, выводило на ступеньках клинопись гари. Сквозь реющие красные языки Анжела увидела, что лестница вытянулась в длину, и дальний конец теряется в сполохах огня. Лестница уходила в бесконечность. За прошедшую ночь Анжела не раз приходилось преодолевать длинные, почти бесконечные коридоры и лестницы, но на этот раз она знала точно: этой лестнице конца нет. Возможно, она ведёт прямиком на небеса, в обитель спасённых душ. Но гораздо вероятнее, что там, в конце вечности, находится ад.
Обугленные трупы висели по бокам лестницы, на стенах, покрытые белыми простынями, сквозь которые проступала кровь. Почему-то ей даже не стало противно при их виде. Что-то знакомое было в чертах людей, которые прятались под белой тканью… но Анжела не собиралась заглядывать под простыню.
Тёмный человек стоял в пятидесяти футах наверху, пристально наблюдал за ней. Он звал её. Звал начать игру с бесконечностью. Не отрывая от него взгляда, Анжела сделала шаг вперёд.
И труп, который висел рядом, вдруг заговорил.
– Анжела…
Она отпрянула назад, едва не свалившись со ступенек. Уставилась неверящими глазами на зыбкие очертания под простынёй, узнав этот сиплый, хрипящий голос. Голос, который был у отца, когда он умирал…
Господи…
– Зачем? – спросил отец. Тело под простынёй дёрнулось, и на пол закапала чёрная, остывшая кровь. – За что?..
– Изыди, – пролепетала Анжела, закрывая глаза. – Я убила тебя. Ты был грязной свиньёй, и я тебя убила, слышишь? Хватит меня преследовать!
Оно попыталось поднять руки и протянуть к ней. Она закричала не своим голосом.
– … я так…
– Исчезни! Прочь!
– … любил тебя…
Голова раскололась в страшной боли – словно в мозг впивается лезвие ножа. Казалось, вот-вот глазные яблоки выскочат наружу, не стерпев давления изнутри.
– Не надо! – завизжала Анжела, видя, как переворачивается мир. – Всё ложь! Ты врёшь, ты… ты бил меня! Насиловал меня! Ты…
– … любил…
Там, где у трупа должно было быть горло, на простыне образовалось красное пятно. Голос ослаб, затихая. Он шевельнулся в последний раз. Анжела замолчала – сопротивляться правде было далее бессмысленно. Она стояла и смотрела в тишине, нарушаемой треском пламени, как голова отца свесилась набок. Огонь, доселе боязливо обходивший тело, подполз к простыне и попробовал его на вкус. Не почувствовав сопротивления, он начал взбираться вверх – сначала робко, потом всё смелее. Анжела всё молчала, чувствуя, как приходит конец, как судьба забивает последний гвоздь на её гроб.
Абсолютное понимание.
Я любил тебя.
Что будем делать со всей этой гадостью, Марго? Есть идеи?
– Ты не спас их, – глухо сказала Анжела, зная, что её никто не слышит. – Позволил им умереть… Вот почему… вот почему я сделала это.
В ответ одобрительно заревело пламя.
Какова глубина человеческих заблуждений, думала Анжела, видя, как простыня становится совершенно чёрной, вжаривается в тело, которое ничем уже не напоминало человеческое. Насколько далеко простирается туман, который окружает этот город? Неужели здесь никогда… никогда не бывает солнца?
Она оглянулась через плечо. Тёмный человек по-прежнему ждал её. Её палач, мучитель и… спаситель. Он вёл её к правде с самого начала… вёл через хитросплетения лжи, боли, иллюзий, не давая свернуть. Теперь он приглашал её в огонь.
– Я боюсь, – губы трескались от малейшего шевеления; она шептала почти неслышно, но знала, что он слышит. – Я… боюсь…
Он продолжал стоять, бесстрастно взирая на неё – неумолимый, страшный, манящий. Анжела подняла ногу, чтобы пойти дальше…
… и чья-то рука опустилась на её плечо. Она панически обернулась. Отец восстал, чтобы наказать её. Да, он любил её, заботился о ней… но теперь он стал кровожадным чудовищем, жаждущим мести, существующим с одной целью – разорвать её на куски.
Но это был не отец. Это была…
– Мама? – вскричала Анжела. – Это ты?
Мама стояла у двери и смотрела на неё – с замешательством, тревогой и с чем-то, похожим на страх. Но это была она, она пришла вызволить её из плена огня, забрать к себе и искупить жгущую её боль.
Я знала, я знала…
Ликование взорвало её изнутри. Анжела светло улыбнулась ей, почувствовав, как давно губы отвыкли от этого нехитрого действия. Она спустилась вниз, пошатываясь, как пьяная – спешила заключить маму в объятия, боялась, что она обернётся пеплом во вспышке пламени… или, того хуже, уйдёт, бросив её одну. Анжела коснулась ладонью её лица – мама не отшатнулась, не накричала на неё, и не исчезла. Она продолжала глядеть на неё без всякого выражения. Но Анжела была бесконечно благодарна ей уже за это.