Вечером 27 апреля его принял в Кремле Брежнев. С явным удовольствием, хотя и запинаясь, он стал читать страницу за страницей о том, каких грандиозных успехов достигли Советский Союз и страны социалистического содружества в борьбе против империализма и за освобождение народов. Каддафи слушал все это вполуха и явно нервничал. Он перекладывал с места на место бумажки на столе, а его подвижное лицо искажала презрительная гримаса.
Когда Брежнев кончил читать и для убедительности пристукнул ладонью по столу, Каддафи стал с жаром говорить:
— Ни роли съезда в истории, ни значения его решений для человечества я не вижу! — без всякого дипломатического политеса заявил он. — Решения съезда — пустая бумажка, одни красивые слова! На деле все обстоит наоборот: американский империализм наступает, а Советский Союз бежит с поля боя. Социалистический лагерь разваливается, в Польше грядет переворот, Египет и Сомали уже покинули ряды стран, борющихся против империализма. Очередь теперь за Сирией.
Это было как выстрел в опере. Такого еще кремлевские стены не слышали. Брежнев сидел с обалделым видом, нижняя челюсть отвисла. Потом повернулся к Громыко:
— Что он такое говорит? Может быть, переводчик не так переводит?
Но переводчик все переводил правильно. Встреча завершилась прохладным прощанием.
Громыко потом ворчал на своих дипломатов и говорил, что к встречам на высшем уровне надо тщательно готовиться. Каддафи — это необъезженная лошадь, с которой надо хорошенько поработать, прежде чем выпускать на арену. Он велел думать, как быть и как поправить положение.
И придумали: Каддафи через его окружение подбросить информацию, что Брежнев не доволен их беседой. Это может отразиться на советско-ливийских отношениях. Поэтому ему надо исправить негативное впечатление, сложившееся у советского руководства относительно позиции Ливии и ее оценок политики Советского Союза.
В результате Каддафи изъявил желание встретиться с премьер-министром Н. А. Тихоновым. Тот принял его. Но вместо извинений своенравный полковник продолжал сетовать на происки американского империализма, хотя на СССР больше не жаловался. В итоге Брежневу доложили, что Каддафи принес извинения за недоразумения, возникшие во время беседы в Кремле. На этом инцидент был исчерпан, а гневные пассажи Каддафи о советской политике были вычеркнуты из записи его разговора с Брежневым.
Каддафи как в воду глядел.
В начале апреля 1981 года на Ближнем Востоке появился новый госсекретарь США Александр Хейг.[9] Как и положено новой метле, он объявил там о смене приоритетов в ближневосточной политике США, которая мудрено называлась теперь «стратегический региональный консенсус». Однако суть ее была до изумления проста: сплотить арабские страны и Израиль на том основании, что у них есть один общий враг — Советский Союз. Это будет своего рода щит, который остановит рост советского влияния в регионе.
Громыко, когда ему доложили об этом новом повороте американской политики, назвал это «чушью необыкновенной». Прежде чем создать такой союз, американцам придется доказать арабам, что Израиль для них больше не враг.
Но верный своему жизненному правилу все проверять и перепроверять, Громыко тут же велел тщательно проанализировать, что нового администрация Рейгана привнесет на Ближний Восток и какую конкретно политику она будет там проводить.
Над этой задачей недолго трудились «лучшие мозги» отдела стран Ближнего Востока (ОБВ) МИДа СССР П. С. Акопов, А. И. Филев, Г. П. Тарасов, В. И. Колотуша и П. В. Стегний. Вскоре министру доложили, что в политике США происходит смена акцентов. Вместо навязывания ближневосточного урегулирования и таким путем укрепления позиций США в регионе, что было главным приоритетом в политике Картера, наступает эра прямого силового вмешательства США на Ближнем Востоке.
«Стратегический консенсус», или союз Израиля с арабами, должен стать своего рода инструментом этого курса. Хотя сам по себе такой союз в нынешних условиях невозможен, но именно он будет, по всей видимости, стержнем новой политики администрации Рейгана на Ближнем Востоке.
В целом Громыко и его советники оказались правы. Даже такой верный друг США, как египетский президент А. Садат, не клюнул на эту приманку — «стратегический консенсус». Король Иордании Хусейн прямо заявил Хейгу, что именно Израиль несет ответственность за все беспорядки на Ближнем Востоке. А саудовский министр иностранных дел осторожно заметил, что сначала надо урегулировать ближневосточный конфликт и лишь потом говорить о союзе с Израилем.[10]