Они так и делали. Вскоре в Москву стала поступать информация, что ключевыми фигурами в американской политике являются Ричард Аллен, назначенный помощником президента по вопросам национальной безопасности, Каспар Уайнбергер, возглавивший министерство обороны и Уильям Кейси, получивший пост директора ЦРУ. Несколько особняком от них стоял новый госсекретарь Александр Хейг, который в ближайшее окружение Рейгана не входил.
Но именно он рассматривал формирование и проведение внешней политики как собственную вотчину, в которой будет безраздельно властвовать он один. Об этом Хейг прямо заявил Рейгану во время их встречи 6 января 1981 года и, как он пишет в своих мемуарах, «президент благосклонно кивал головой».[3]
До сих пор не совсем ясно, чем руководствовался Рейган, назначая Хейга госсекретарем. В недалеком прошлом тот служил главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе, и военная служба явно наложила отпечаток на его поведение. Посол А. Ф. Добрынин жаловался, что Хейг человек жесткий, не склонный к компромиссам, да еще с агрессивными манерами, весьма далекими от дипломатии.
К тому же Уайнбергер и Аллен имели свои виды на внешнюю политику и не хотели, чтобы в этой вотчине безраздельно хозяйничал Хейг. Нет, судя по всему, каких — либо принципиальных разногласий у них не было. Все они были сторонниками жесткого курса в отношении СССР. Скорее, были просто расхождения в том, кто и как будет проводить такой курс. Но это с самого начала закладывало возможность трений при проведении внешнеполитического курса. Тем более, что сведения о них быстро просочились в печать.
Что же касается второго и третьего эшелонов власти, то их стали заполнять выходцы из 4 мозговых центров США, слывших оплотом американского консерватизма:
Института Гувера Стэнфордского университета в Калифорнии;[4]
Центр международных и стратегических исследований Джорджтаунского университета;
Института американского предпринимательства в Вашингтоне;
Комитета по существующей опасности.
Эти центры поставляли в Белый дом не только людей, но и идеи. Как шутили острословы в МИДе и КГБ, мозги с ястребиным клекотом. А по определению Андропова все они были ярыми антикоммунистами и антисоветчиками. И, как бы подтверждая это определение Андропова, один из советников Белого дома, ведущий специалист по Советскому Союзу Ричард Пайпс, заявил:
— Советские лидеры должны выбирать между мирным изменением их коммунистической системы в направлении, по которому идет Запад, или войной.[5]
В общем, в Москве не ждали от новой администрации ничего хорошего и были правы.
В Москве не знали, что несколько дней спустя после инаугурации Рейгана, 20 января 1981 года, в Белый дом приехал новый директор ЦРУ Уильям Кейси.
На правящем Олимпе в Вашингтоне Кейси был фигурой весьма колоритной. Ему уже стукнуло 68 лет, лысую голову обрамляли пряди седых волос, а очки с металлической оправой прикрывали острый пронзительный взгляд. Всем своим видом он походил скорее на пожилого пенсионера, но никак не на самого могущественного шефа американской разведки, каким он стал при Рейгане. Президент сделал его членом правительства, ввел в Совет национальной безопасности и предоставил кабинет в Белом доме. Теперь он имел свободный доступ к президенту и обычно два раза в неделю встречался с ним с глазу на глаз.
В тот день он быстрым шагом, чуть наклонясь вперед, вошел в кабинет Рейгана и стал докладывать обстановку. Тут надо бы заметить, что, при всех своих достоинствах, Кейси, как свидетельствуют люди, хорошо знавшие его, имел крайне скверную дикцию. Во рту у него была каша, и зачастую было трудно понять, о чем он говорит. По этому поводу Рейган изволил шутить:
— Билл Кейси — первый директор ЦРУ, который может докладывать обстановку по не защищенному от прослушивания телефону.
Правда, сам Рейган был туговат на ухо. Он нередко терял нить разговора, и, беседуя с ним, нужно было кричать, чтобы до него дошла суть дела. Поэтому сотрудники его аппарата часто подшучивали:
— А понял ли президент, что говорил ему директор ЦРУ, когда подписывал принесенные им документы?
Но то, о чем докладывал Кейси 20 января, было делом далеко не шуточным:
— Господин президент, — сказал он, — хочу занять это время новой информацией о положении русских. Ситуация хуже, чем мы себе представляли. Я хочу, чтобы Вы сами увидели, насколько больна их экономика, и, как следствие этого, какой легкой мишенью они могут стать. Они обречены. В экономике полный хаос. В Польше восстание. Они застряли в Афганистане, на Кубе, в Анголе, во Вьетнаме: их империя стала для них грузом. Господин президент, у нас есть исторический шанс — мы можем нанести им серьезный ущерб!1
## 1 Беседы автора с работниками Гуверовского института, входившими в администрацию Рейгана. Peter Schweizer, Victory. The Reagan Administration’s Secret Strategy That Hastened the Collapse of the Soviet Union. The Atlantic Monthly Press. N.-Y., 1994, p. 4–5.
Никаких решений тогда принято не было. Но, судя по всему, Рейган хорошо запомнил все, что ему говорил тогда Кейси. Как свидетельствуют люди из близкого окружения президента, он любил читать материалы разведки о состоянии советской экономики и особенно анекдотические истории о заводах, простаивавших из-за отсутствия запчастей, о нехватке твердой валюты, об очередях за продуктами питания. Это интересовало его больше всего и помогало утвердиться во мнении, что у советской экономики огромные проблемы. В своем дневнике 26 марта 1981 года Рейган записал:
«Информация о советской экономике. Советы в очень плохом положении. Если мы воздержимся от кредитов, они будут просить помощи у “дяди” или голодать».
Однако оценки ЦРУ, которым руководил Кейси, были куда более сдержанными. В документе «Оценка национальной разведки» от 8 марта 1982 года прямо указывалось, что экономические трудности не повлияют существенным образом на «величину и размеры будущих советских стратегических сил»1.
## 1 Witnesses to the End of the Cold War, edited by William C. Wohlforth. The John Hopkins University Press, 1996, p. 307–308.
По этой ли причине или по какой другой, но вовсе не мольбы о помощи ждали от Советского Союза в Вашингтоне. Там были уверены, что советское руководство сразу же начнет испытывать на прочность волю и решительность Рейгана противостоять советской экспансии. Так Кремль поступал во время прихода к власти Кеннеди, Никсона, Форда, Картера. Рейгана ждет та же участь. Поэтому надо демонстрировать твердость и решительность, чтобы оказать сдерживающее влияние на советское руководство. Об этом откровенно пишет в своих мемуарах министр обороны Уайнбергер1.
## 1 Caspar Weinberger, Fighting for Peace: Seven Critical Years in Pentagon, Warner Books, 1990, p. 29; Raymond Garthoff. The Great Transition. American-Soviet Relations and the End of the Cold War. The Brookings Institution, Washington, 1994, p. 43.
Вот в таких условиях формировался внешнеполитический курс США. Суть его хорошо продемонстрировал уже первый официальный контакт новой администрации с советским руководством, который состоялся в эти же дни.
24 января госсекретарь Хейг направил послание своему коллеге Громыко. Оно было жестким и содержало «предостережения» в связи с советской политикой по отношению к Польше, Афганистану и Африке. А проблемы советско-американских переговоров по разоружению и двусторонних отношений в нем даже не затрагивались.
Ответ Громыко не заставил себя ждать. Он был холодным и поучающим. «В наших отношениях, писал советский министр, действительно есть немало вопросов, причем таких, которые заслуживают первостепенного внимания. И можно лишь сожалеть, что эти вопросы, судя по Вашему письму, пока еще не попали в поле зрения американской администрации». А далее подробно излагалась советская позиция по вопросам разоружения.
3
Alexander M. Haig, Jr. Caveat: Realism, Reagan and Foreign Policy. Macmillan, 1984. p. 56–58.
4
Позднее в Москве была получена такая любопытная информация: Гуверовский институт поставил в администрацию и правительство Рейгана 40 человек, Джорджтаунский университет 40 человек, а Институт американского предпринимательства и Комитет по существующей опасности — по 32 человека. Наиболее известными были Р. Пайпс и Дж. Кемп (Совет национальной безопасности), Р. Перл, Ф. Икле и Дж. Леман (Министерство обороны), Ю. Ростоу (Агентство по контролю над вооружениями и разоружению). Переговоры по разоружению возглавили: Э. Рауни, П. Нитце и Р. Стаар.