На этом разошлись, а в четыре часа пополудни Громыко принял делегацию во главе с членом Исполкома ООП Ф. Каддуми, который считался как бы палестинским министром иностранных дел. В центре беседы был вопрос, как помешать американцам начать переговоры по палестинской автономии с участием Иордании. Беседа протекала вяло. С обеих сторон думали совсем о другом — о предстоящих похоронах Брежнева.
Известие о его смерти быстро распространилось по всему миру. На другом конце земли в Вашингтоне была еще ночь, но советник президента по вопросам национальной безопасности Ричард Кларк счел это известие настолько важным, что в полчетвертого утра разбудил Рейгана. Они сразу же стали обсуждать вопрос, не следует ли самому президенту поехать на похороны в Москву, чтобы познакомиться с новым советским лидером. Но Рейган отверг эту идею:
— Разве советские лидеры приезжали в США, когда умирал наш президент? — спросил он.
Поэтому для участия в похоронах были посланы вице-президент Джордж Буш и госсекретарь Джордж Шульц. Началась эпоха похорон в Кремле, которые будет регулярно посещать эта двойка из США. С претензией на юмор Буш потом так откомментирует эти свои миссии: «You will die, I’ll fly». В переводе с языка анекдотов про чукчей это звучит так:
— Твоя умирай, моя прилетай.
12 ноября состоялся Пленум ЦК. Хотя расклад сил в пользу Андропова был вроде бы предрешен, зал молча и с напряжением наблюдал за тем, как члены Политбюро будут выходить на сцену — кто будет первым. Первым из комнаты президиума вышел Андропов и почему-то задержался у двери. За ним Черненко и потом уже, немного отступив, остальные члены Политбюро. Все стало ясно.
Андропов открыл заседание и, кратко отдав дань великим деяниям усопшего, сказал, что Пленум чрезвычайный и нужно решить «один вопрос — об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС». После этого встал Черненко и долго, красочно говорил о заслугах великого лидера Советского Союза, а потом предложил избрать Андропова, назвав его «одним из наиболее верных соратников Л. И. Брежнева». Состоялось голосование, и Ю. В. Андропов был избран единогласно.
Пленум продолжался недолго и потом его участники пешком прошли в Колонный зал Дома союзов простится с покойным. Странное это было прощание — без слез и горя. Плакали только жена и дочь, да еще Кириленко, но он плакал уже по любому поводу.
А для МИДа началось тяжкое испытание — нужно было организовать встречу 19 глав государств, 30 глав правительств, более сотни высоких делегаций, которые стали прибывать со всего мира в Москву на похороны. И всех надо было встретить, разместить, проводить. Только с Ближнего Востока прибыли президенты Сирии, ЙАР и НДРЙ. Прилетел Арафат. За ним премьер-министр Иордании, вице-президент Ирака и т. д.
Практически весь день 14 ноября пришлось провести в правительственном аэропорту Внуково-2. Самолеты запаздывали, все графики ломались, не хватало машин, а главное, не хватало заместителей Председателя Верховного Совета и Совета Министров СССР для встречи прилетавших высоких гостей. Приходилось выкручиваться. Например, вот такой эпизод:
Едет машина к трапу спецрейса из Иордании встречать премьер-министра Бадрана. В ней иорданский посол и заведующий ОБВ. Посол явно нервничает, так как среди встречающих, как это положено по протоколу, нет заместителя Председателя Верховного Совета. Причина проста — графики прилетов сбились, и он задержался с другим высоким гостем. Тем не менее, это хоть и маленький, но все же дипломатический скандал — послу достанется. С заведующим ОБВ они в хороших отношениях и посол тихо говорит:
— Вы не возражаете, если я представлю Вас моему премьеру как заместителя Председателя Верховного Совета?
— Я не знаю арабского языка, — отвечает дипломат, — и то, что Вы скажете премьеру, — Ваше личное дело.
История эта имела продолжение. Улетая через несколько дней, премьер-министр сказал послу, что доволен его работой:
— У Вас прекрасные связи с советским руководством. Во время приема в Кремле я наблюдал за Вами. Вы запросто подходите к заместителю Председателя, дружески беседуете с ним, смеетесь… Это очень важно — нам нужны такие доверительные отношения с советскими руководителями.
Но это из области похоронного юмора. Пребывание высоких гостей в столице дипломаты пытались использовать для решения некоторых насущных проблем. В Кремле состоялся прием, на который были приглашены все гости. К Андропову выстроилась длинная очередь. Главы делегаций один за другим подходили выразить соболезнование и практически с каждым состоялась краткая — всего несколько минут — беседа.
Буша и Шульца провели без очереди, что было отмечено гостями без всякого удовольствия. «Андропов выглядел бледным, как мертвец, — вспоминал потом Шульц, — но его мощный интеллект заполнял всю комнату». За 20 минут он сказал то, что Громыко говорил часами. И хотя перед ним лежал текст памятки, он им не пользовался. Новый Генсек был откровенен и говорил жестко, обвиняя США в ухудшении отношений с Советским Союзом. О возможности встречи с Рейганом он не упомянул.
Буш пошутил и сказал, что между ним и Андроповым есть «нечто общее в нашей прошлой жизни», явно намекая на руководство разведками. Ответ Андропова прозвучал загадочно:
— Мы люди мира, — сказал он. — У Вас была возможность ознакомиться с записью беседы Шульца с Громыко — это они люди войны![81]
А после встречи с американцами Андропов подчеркнуто долго, около получаса, разговаривал с китайским министром иностранных дел Хуан Хуа. Все потом долго гадали, что это? Демонстрация новых приоритетов в политике? Тем более, что два дня спустя Верховный Совет СССР принял новый закон о границе.
На этом приеме была сделана также попытка если не помирить Асада с Арафатом, то хотя бы наладить между ними контакт. Не получилось. При встрече они даже не поздоровались друг с другом. Весь следующий день лидер Южного Йемена А. Н. Мухаммед пытался свести их, но все было напрасно. Рано утром Асад улетел. Йеменцы не знали этого и еще долго готовили встречу.
Первые шаги Андропов делал не спеша, спокойно и взвешенно. Поначалу казалось, что и перемен-то вовсе не будет, хотя их ждали.
На московских кухнях, этих «гайд-парках» советской столицы тех лет, только и судачили о новом вожде, предсказывая кто во что горазд. Можно ли считать его приход в Кремль знаком грядущих перемен? — спрашивали одни. Какова будет теперь роль КГБ, учитывая, что Андропов 15 лет руководил этой организацией? — волновались другие. Одни говорили, ссылаясь на «голоса», что он скрытый либерал — пьет виски и читает американские детективы. Другие утверждали, что все это чепуха: слухи эти специально распускает КГБ, а ждет нас новая закрутка гаек. Но постепенно предсказания о наведении порядка стали звучать все чаще.
Первый выход «в свет» нового Генсека состоялся на Пленуме ЦК КПСС 22 ноября 1982 года. На трибуну твердой походкой взошел человек высокого роста, широкоплечий, с волевым лицом. Говорил четко, без запинки, и чувствовалось, что текстом он владеет. В общем, хоть и 68 лет, но не прежний Генсек.
Правда, идеи были все старые — знакомые и затертые. Поэтому его заверения продолжать курс партии, принятый на прежних съездах, были пропущены как дежурные слова мимо ушей. Зато все сразу обратили внимание на прозвучавшую в его выступлении тревогу за состояние дел в экономике, бесхозяйственность и расточительство. Это было уже нечто новое. Пожалуй впервые было сказано, что «по ряду важных показателей плановые задания на первые два года пятилетки оказались невыполненными».
С пониманием были встречены слова, что у него «нет готовых рецептов» для решения назревших задач. Но тут же последовало заявление: «Следует решительно повести борьбу против любых нарушений партийной, государственной и трудовой дисциплины». Это, конечно, правильный, но неужели единственный путь к выправлению положения?
81
George P. Shultz Turmoil and Triumph: My Years as Secretary of State. Charles Scribner’s Sons, 1993, p. 126–127; Беседы автора с А.М. Александровым-Агентовым; Медведев Р. Неизвестный Андропов. — М., 1999. —С. 276.