Я кое-как справляюсь с туфлями и разгибаюсь.
Спина мисс Лилиан. Вырастающие крылья. Исполнено изумительно, цикл укладывается примерно в минуту. Сначала вздуваются желваки, затем появляются тонкие белые полоски, превращаются в нежные маховые перья, слегка колышутся, распрямляются, занимают всю спину, спускаются до ягодиц. Их цвет такой чистый, что страшно прикасаться рукой, поневоле забываешь, что все это иллюзия…
Пожалуй, кроме принтов, в Лили нет ни грана от ангела.
Удивительно, что в ней находит Линда, но что-то, несомненно, находит, раз привела ее сюда. По правилам перформер не должен интересоваться другими людьми, кроме того круга, который обозначен в сценарии. Интересно знать, кто сумел заставить Линду нарушить правила?..
Мы не просто не разговариваем, мы молчим, все трое. Невозможно выудить хоть клочок информации из молчания. Невозможно понять, как давно Линда знакома с этой рыжей сукой.
Невозможно понять, кто сумел внушить Линде влечение к этой женщине, кто сменил базовую программу перформера.
— Оближи ей пальцы! Целуй, я сказала! Похоже, Рону это нравится. Я забираю по очереди пальцы Лили глубоко в рот, однако она норовит засунуть сразу два и даже три. У нее длиннющие, острые ногти; наверное, она шевелит пальцами у меня во рту; я задыхаюсь, дергаюсь назад, захожусь в кашле…
Линда намного красивее. Еще годик сидячей работы с усиленным питанием, и мою супругу можно будет назвать пышечкой. Пока что она в идеальной форме, и рыжая девчонка на фоне лоснящегося тела зрелой женщины выглядит как заморыш. Линда не украшает себя металлом, но ей нравятся миниатюрные тату. Десятки малюсеньких скорпионов, задрав жала, ползут по ее ноге, от щиколотки и вверх. Они шагают, как рыцари в доспехах, степенно и механически, и исчезают у Линды под мышкой. Я пока не могу сообразить, красиво это или нет. После разговора с Коко, после того странного случая я не решаюсь оценивать женскую красоту. Что-то произошло, наверняка это из-за Ксаны, какой-то вид нервного расстройства.
То есть, оценивать я не боюсь, но… стараюсь не возбуждаться. Потому что вместо возбуждения опять может произойти беда…
— Ли, проверь там воду. Надо помыть этого грязнулю…
Лилиан вышагивает из платья. Она улыбается, склонив голову набок, как хитрая лисичка; она закусывает косу и следит за нами сквозь зеркало. Под платьем на ней сеть, густая, черная, похожая на чешую или кольчугу, она плотно облегает спину и ягодицы, и кажется, что крылья не могут развернуться только из-за этой сети. Рыжая тварь смеется.
Она берет с трюмо бутылку с кофейным ликером, отхлебывает из горлышка и облизывает губы. Линда снимает с меня рубашку. Немножко нелепо видеть столь крепкие плечи, покрытые тату и черными волосами. Лилиан поворачивается ко мне и целует в губы. Я пью у нее изо рта ликер; когда ее хищная мордочка отрывается, с подбородка стекают светло-коричневые капли. Она снова облизывает рот, а потом облизывает языком мне лицо.
Потом снова лезет целоваться, я доверчиво тянусь навстречу, но Лилиан прикусывает мне язык и треплет его из стороны в сторону.
Как собака.
Здесь зеркало сверху, и зеркала на стенах, смыкающихся тупым углом над кроватью, похожей на морскую раковину. Я никогда не был в подобном помещении, но Рону Юханову по карману содержать апартаменты в доме с парадоксальной архитектурой. Я уже догадываюсь, что на стенах не настоящие зеркала, а бешено дорогие обои; кровать, которая минуту назад была не больше детской люльки, разрастается, занимая полкомнаты.
Это комната отдыха в его офисе.
Это Линда уговорила Рона подняться сюда. Дорого бы я дал, чтобы узнать, кто же уговорил Линду.
Лилиан берет меня за руки и тянет на себя, отступая на коленях по кровати. Ослепительно белая раковина покрыта голубым пушистым одеялом, обтянутые сеткой колени Лилиан проваливаются в перину. Линда позади меня ухитряется стащить с меня брюки и все остальное. Она остается нагишом, теперь только англичанка прячется в сети. Я не вижу, как расстегиваются эти доспехи, но сеть наверняка чрезвычайно крепкая.
Овальная черная джакузи, полная ярко-оранжевой пены. Подсветка снизу, свечи по бокам, в театре на стене — хаос теней, из колонок накатывает новый техно-джаз. Умывальня габаритами сравнима с квартирой дознавателя Полонского, стены и пол из черного мрамора. В мраморе перемещаются змейки светильников, окно распахнуто в лазурь белой питерской ночи.
Оказывается, на шее у меня ошейник с коротким поводком, за который тянет рыжая. Я вынужден бежать за ней на коленях и, еле успев зажмуриться, ныряю лицом вперед в пену. Слава богу, руки свободны; на какое-то время «амазонки» оставляют меня в покое. Здесь чертовски глубоко, никогда еще не сидел в ванне такой глубины. Сидеть, собственно, невозможно, погружаешься с головой. Со стен бьют потоки такой силы, что меня швыряет из стороны в сторону. Пар поднимается сплошной стеной, воздух насыщен ароматными брызгами. Потолок меняет цвет, становясь оранжевым зеркалом. И в этом зеркале, в клубах пены, я вижу мокрые вихры, раздувшуюся губу и покрасневший глаз. Еще я вижу великолепную чуть колышущуюся грудь Линды и руку мисс Лилиан.
Я разворачиваюсь, но недостаточно скоро. Подлая тварь сидит на краю ванны, она дергает за поводок, на себя и вниз, я снова захлебываюсь, ноги разъезжаются, и выныриваю с литром воды в легких.
— Ты не понял, козлик?
— Мойся, не жалей геля!..
— Теперь мой меня, как следует намыливай…
Наверное, я моюсь, но Линде этого недостаточно. Она руководит спектаклем. Усевшись на крышке черного мраморного унитаза, она с удовольствием гладит себя. Я невольно застываю, так прекрасна эта женщина. Надо будет сказать Гирину, что визажисты слегка перестарались. Даже в парной новая Линда похожа на богиню; настоящая жена Юханова удавилась бы от зависти. Мисс Лилиан тоже смотрит на мою жену, приподнимается и целует ее в губы. Я сижу по шею в воде, поводок у нее в руках.
— Вымой мне ножку. — Лилиан протягивает мне свой педикюр. У нее красивые узкие ступни и красивые длинные пальцы.
— Не так, козлик, не руками! — Она наклоняется и бьет мне по щеке. — Девочка моя, ты не учила его, как мыть дамам ножки? Язычком, козлик, язычком…
Я делаю то, что она просит. Мои губы и язык движутся чрезвычайно усердно, учитывая, что руками помогать нельзя. Тот я, который лежит на топчане, скрипит зубами.
— Ты его давно не порола? — Лилиан спрашивает обо мне, словно речь идет о котенке.
Мой язык переходит к пальцам на другой ее ноге.
— Он тебя не слушается, хани? — Линда округляет глаза. — Ронни, котенок, тебе не хочется понравиться госпоже из Англии?
Госпожа из Англии внезапно ослабляет поводок, розовая ступня упирается мне в лицо, закрывает мне глаза. В следующую секунду я падаю навзничь в оранжевый пенный вихрь, потом в горло впивается ошейник, и хрипящего Рона выволакивают наружу. Лилиан ухмыляется и широко раздвигает ноги. Несмотря на кашель, позывы к рвоте и потоки воды с головы, я не могу удержаться и смотрю туда. Потом поднимаю глаза; ее губы снова что-то беззвучно произносят.
«Тебе конец».
— Тебе нехорошо, козлик? — Линда смотрит на меня с любовью.
На несколько мгновений игра сбивается с ритма. Я тоже смотрю на нее, и я тоже люблю ее. Я безумно люблю эту женщину и практически забываю, что она ненастоящая. Настоящая Линда Юханова находится в другом городе, и той, настоящей, наплевать на меня.
Я хочу, чтобы со мной осталась эта. Не могу утверждать, что хорошо знал Рона, но держу пари, что в этот момент разгадал его мысли. Он купил у нас то, что не могут предложить другие, и теперь в ужасе, потому что часы тикают. Очень скоро все закончится и вернется на свои места, а так не хочется расставаться с покупкой.
У Рона есть все, что он мог пожелать в этом мире. Он дрался за каждый сантиметр этого пути, дрался с тех пор как сделал первый вдох. Он поимел их всех, кто стоял на пути, и оставил далеко позади все погони.
И оказался один.
Ничего удивительного, когда отрываешься от погони…
Мы бесконечно долго смотрим в глаза друг другу, потом Линда смаргивает и снова становится зловещей стервой. Игры продолжаются. По всему заметно, что ее чертовски возбуждает моя покорность. Она приподнимается, крышка унитаза отползает в сторону. Теперь смуглые плотные ноги расставлены, моя жена трогает себя за соски, она любуется своим отражением в зеркале. Ее грудь покрыта капельками пота; наверное, в ванной стоит порядочная жара. Техно-джаз ревет все громче, перекрывая шипение оранжевых струй. По черным ступеням стекают пенные ручьи.