Черта с два я мог сообразить – в моем-то состоянии. Он вздохнул и объяснил.
– На двух нормальных костях может появиться 36 комбинаций. Одна комбинация дает двойку, две комбинации дают тройку и так далее до шести комбинаций, дающих семерку, а затем вниз до одной комбинации, дающей число 12. Но на этих костях можно получить только девять комбинаций, в том числе одну комбинацию, дающую 7, одну комбинацию, дающую 3, по две комбинации, дающие 6 или 8. И ни одна комбинация не может дать число 2, 11, 12 или какое-либо другое.
– Итак: в ходе первых девяти бросков генерал один раз выиграет с помощью числа семь и один раз проиграет, выбросив число 3, вполне достаточно, чтобы рассеять подозрения. Но в большинстве случаев будут выпадать какие-то другие числа и ему придется бросать снова. В этом случае он имеет равные шансы на выигрыш и проигрыш, а если игра идет на числа 6 и 8, то здесь его шансы равны два к одному. В общем это означает... – Он быстро набросал формулу на карточке меню, – это означает, что он выигрывает в тридцати одном случае из пятидесяти четырех. Грубо говоря, его преимущество составляет три к двум. Этого достаточно для того, чтобы люди говорили, что генерал – счастливчик. И диктатору никогда не вредит, если о нем известно, что он счастливчик.
Он протянул кости обратно. Я повертел их в руках, пытаясь обнаружить признаки того, что они залиты свинцом. Это была напрасная надежда; в моем нынешнем состоянии, я не смог бы даже обнаружить слона, загруженного в телефонную будку.
– Как вы это заметили?
– Я играл ими на столе и обнаружил, что у меня появляются только одни и те же числа. А кроме того – я ведь родился в этой части света. Всегда следует ожидать, что диктаторы играют фальшивыми костями.
– Я понимаю, что вы хотите сказать.
13
На следующий день мы прилетели в Кингстон прямым рейсом в Британскую Вест-Индию. Джи Би помчалась вперед и обнаружила пару автомашин, принадлежавших кинофирме и поджидавших в аэропорту, чтобы доставить их в Охо Риос. Я отправился в отель "Миртл Бенк".
Уитмор поднял свою большую руку и сказал:
– Не расстраивайся слишком сильно, приятель. Ты числишься у нас в платежной ведомости. Мы тебе позвоним.
Джи Би порылась в своей толстой сумочке и вытащила пачку долларов.
– Я подсчитала, что мы должны вам за трехчасовую поездку. Двести сорок четыре доллара, восемьдесят центов – правильно?
Я пожал плечами.
Уитмор буркнул:
– Пусть будет 250 долларов. Это не слишком большая премия за сбитый реактивный самолет, но я не знаю, как мы сможем объяснить это в бюджете. – Он улыбнулся. Это была шутка.
Я улыбнулся в ответ, сказал:
– Спасибо, – и они уехали, оставив меня на пороге отеля с пачкой денег в руке на глазах любопытствующего швейцара. Немного погодя я направился в бар.
На следующий день все мои действия продвинули меня не дальше, чем я ожидал, а точнее говоря, не продвинули никуда. В страховой компании покачали головами и выразили сожаление, что конфискация не была предусмотрена полисом. После них я попытался связаться с различными представителями властей Ямайки и службой английского верховного комиссара, чтобы выяснить, нельзя ли организовать какое-нибудь дипломатическое давление в мою защиту. Власти Ямайки просто не захотели ничего слышать; для них Либра представляла неизвестную землю, скрытую за горизонтом... Они вполне готовы были поверить, что там у меня конфисковали самолет; черт возьми, они уже верили, что там едят детей и танцуют на улицах голыми при свете луны. Так что же с этим можно поделать? Это же другой пригород.
У верховного комиссара мне посочувствовали и сказали, что следует запросить отдел сношений в комитете Британского содружества наций в Лондоне, с тем, чтобы он запросил Министерство иностранных дел, а те запросили консула в Санто Бартоломео... Я щелкнул в кармане игральными костями, залитыми свинцом, и вышел, чтобы позвонить Диего Инглесу и сообщить, что уроки по вождению самолета на неопределенное время прерываются. Однако не найдя его, к пяти часам вернулся в свой отель.
Вторник прошел почти так же, только теперь я старался избегать людей, которым мог бы пожаловаться. Так я посетил аэроклуб, который иногда нанимал наши маленькие самолеты для чартерных рейсов, чтобы поинтересоваться, не нужен ли им пилот. Но и у них тоже был период затишья. Я все еще не мог найти Диего и уже начал подумывать о парнях, опрыскивавших плантации, но это было очень серьезное решение, даже если я и был им нужен. Это был совершенно другой тип полетов, совершенно другая жизнь, поэтому я решил подождать с этим до тех пор, пока меня не вычеркнут из платежной ведомости Уитмора. В тот день я оказался в баре вскоре после четырех.
Примерно час спустя бармен позвал меня к телефону; звонила Джи Би.
– Босс хочет угостить вас пивом. Берите такси и немедленно приезжайте; мы его оплатим. Ладно?
Я хотел было ей напомнить, что у меня есть джип, но потом решил, что если предстоит серьезная выпивка, то будет лучше, если его со мной не будет.
– Очень хорошо – куда ехать?
– Вы знаете дом, который называется Оранарис? Уитмор его арендует.
Я сказал, что знаю, и буду там через пару часов.
Таксистов Ямайки не удивишь поездкой за шестьдесят миль, поэтому швейцар достаточно легко нашел мне машину. Мы выехали по узкой крутой дороге, которая вела через горы к Кастлтону, потом снова вниз к Порт-Марии, а затем по шоссе вдоль северного побережья.
Оранарис – что на ямайском испанском означало "золотой нос" – был одним из комплекса дорогостоящих современных домов вокруг Оракабесса ("золотой рот") недалеко от аэропорта Боскобель. Они именовались в основном Ора-что-то или просто "Золотая Голова", "Золотой Глаз" и так далее. Этот дом принадлежал писателю, который был достаточно богат, чтобы жить в Лондоне, и большую часть года сдавал свой дом на Ямайке в аренду. Заезжие кинозвезды частенько его снимали.
Сам по себе дом был не слишком велик – ничего похожего на "Большие Дома" плантаторов викторианских времен, построенные в горах таким образом, что вы могли предпринимать длительные прогулки, не опасаясь дышать одним воздухом с батраками, но тем не менее он был не плох: длинное низкое бунгало, построенное вокруг трех сторон внутреннего дворика, с гаражом на четыре машины, с великолепной деревянной крышей, с элегантными белыми ставнями, защищающими от ураганов, с широкой мраморной отмосткой вокруг наружных стен. Одним из главных достоинств дома была его уединенность: у него были свои собственные три акра джунглей, окруженных стеной и выходивших к маленькой бухточке, и пляж, на который можно было попасть только сверху или на лодке.
Ворота стояли открытыми настежь и Джи Би встретила нас во внутреннем дворике; на ней было прохладное длинное платье из белой тафты, а в руках обычная пачка долларов. Расплатившись с шофером, она провела меня через дом во внутренний дворик, выходивший на море.
Первое, что меня поразило, был холодильник с меня ростом, подключенный с помощью провода, тянувшегося в открытое окно. По обе стороны его сидели в алюминиевых креслах-качалках Уитмор и Луис. Третьим был юный Диего Инглес.
Я все еще удивлялся тому, как он попал в этот кружок избранных, когда Уитмор сказал:
– Привет, приятель. Пиво или виски?
– Пожалуй, пиво.
Луис протянул руку и распахнул холодильник настежь. Уитмор сунул туда руку и вытащил бутылку пива "Ред Страйп", Луис захлопнул дверцу холодильника. Это было проделано очень согласованно и позволило им ни на дюйм не сдвинуться с места.
Уитмор сорвал пробку с бутылки с помощью подлокотника своего металлического кресла, обхватил ее своей большой лапой и швырнул открытую бутылку прямо мне в руки.
Я отхлебнул глоток, сел в одно из кресел и сказал, обращаясь к Диего.