16
Билли Дьюк смотрел на свое отражение в треснувшем пятнистом зеркале и удивлялся: куда, черт побери, подевался самоуверенный, симпатичный, хорошо одетый и разговорчивый парень — тот самый, которым он был всего несколько недель назад?
Волосы после последней короткой стрижки еще не отросли. Ему было жалко своей старой прически — она, хотя и вышла из моды, оставалась его визитной карточкой. Он скучал по своей хорошей одежде, которую теперь заменили футболки и джинсы, знавшие лучшие дни.
— Изменись, — сказал Крейгтон. — Тебе нельзя выделяться. Ты должен стать во всех смыслах слова невидимкой. Человеком из толпы.
Вот он и изменился, причем не только внешне, но и внутренне, стал сам себе чужим. Где самоуверенность и остальные его качества? Парень в зеркале выглядел нервным и дерганым, несчастным и неопрятным. Билли едва узнавал себя. Дьюк недоумевал, как такое могло с ним произойти.
Крейгтон Уиллер, вот в чем дело.
Билли наклонился над видавшей виды раковиной и плеснул в лицо несколько пригоршней воды. От нее немного пахло канализацией. Полотенце было до того тонким, что сквозь него можно было смотреть. Место это, безусловно, ужасная дыра, но жилье — все-таки самая ерундовая из его проблем.
Сегодня утром в мотель неожиданно явился Крейгтон. С той поры Билли без конца перемалывал в уме все, что было сказано, все, что между ними произошло.
Первое, что помнил Дьюк: он проснулся от страшной жажды. Чтобы оттянуть вставание, Билли попытался набрать побольше слюны, чтобы сглотнуть, но во рту пересохло. Он неохотно открыл глаза, и сердце тут же едва не разорвалось от испуга.
— Мать твою!
На его горло, заглушив готовое вырваться ругательство, легла рука.
— Очень сильно хочется выпить?
Билли не ответил на дурацкий вопрос. Он не мог вымолвить ни слова, только глухо хрипел, сучил ногами и выгибал спину, пытался оторвать руку Крейгтона от горла, но сдвинуть с места его сто семьдесят фунтов[23] не мог. Уиллер жал так сильно, что Билли испугался за свой кадык, который тот мог раздавить как шарик для пинг-понга.
— Ты так сильно хочешь остаться в живых, чтобы помешать мне, слюнтяй? Или рассчитываешь на мою доброту и человечность, которые помешают мне тебя убить?
Глаза Билли начали вылезать из орбит. Лицо налилось кровью и исказилось. В голове начали взрываться петарды. Ноги и руки конвульсивно задергались. Мозг отказывался работать.
Однако малая часть того, что было в его черепушке, все-таки функционировала, и эта часть судорожно прикидывала, насколько спокоен, несмотря на явную ярость, Крейгтон. Если бы он начал орать, то не казался бы таким страшным. Именно злобный шепот убедил Билли, что Уиллер и в самом деле может его убить, что, возможно, это его последние мгновения на земле и он умрет, глядя на красивое лицо Крейгтона, который медленно, но неотвратимо выжимает из него жизнь.
Но тут, так же внезапно, как он на него напал, Уиллер отпустил Билли. Крейгтон убрал руку с его шеи так, будто отбрасывал его в сторону. Лежащий на спине Дьюк схватился за горло, заглатывая воздух ртом и кашляя. Когда ему удалось сделать несколько вздохов, он просипел:
— Какого черта? Ты меня перепугал до усрачки.
— Так это оттуда вонь? — Крейгтон спокойно сел в кресло и вытер руку носовым платком, как будто испачкал ее, дотронувшись до Билли. Положив платок в нагрудный карман, он сказал: — Луис Госсетт-младший получил за эту фразу в «Офицере и джентльмене»[24] «Оскар». Он душил Дэвида Карузо.
— Чтоб ты сдох вместе с этим Луисом, как его там, — Билли ничего не имел против кино, но одержимость этого парня фильмами начала действовать ему на нервы. — Мне надо отлить.
В ванной комнате он сделал свои дела, выпил стакан воды и получше рассмотрел синяк на шее. Какая же сволочь этот Крейгтон! Но, как вскоре выяснилось, знаток кино только начал.
Билли вернулся в комнату — гибрид спальни и гостиной, отделенной от маленькой кухоньки узкой барной стойкой, покрытой розовым облупившимся пластиком. В центре этого безобразного помещения сидел Уиллер, как цветок магнолии на куче навоза. Он выглядел таким, твою мать, совершенством, что Билли еще больше возненавидел убогую комнату в мотеле, в котором вынужден был поселиться.
— У них есть твоя фотография.
Крейгтон сказал это таким тоном, что сердце Дьюка екнуло. Вернее, тон как таковой отсутствовал. Чтобы не показать, что его сковал страх, Билли сел на край кровати и начал надевать кроссовки.
— У них есть твоя фотография, — повторил Уиллер. — Вчера показывали по телевизору.
— Я видел. И что? — обувшись, он встал и пошел на кухню.
— Я приехал сюда, чтобы убедиться, что ты сию обитель покинул. Но вот он ты, две недели спустя… Событие. Ты должен был уехать из Атланты в тот же день, Билли. Мы ведь так решили.
— Думаешь, мне тут нравится? — Дьюк с отвращением оглядел комнату, словно приглашая гостя оценить ее недостатки. — Я бы смылся, как и было задумано. Давно бы уже уехал, если бы не проблема с деньгами. Ее решение тоже было частью нашего плана. Я каждый день заглядываю в свой ноутбук, чтобы проверить баланс на том банковском счете на Кайманах. Пока ничего. Ты что, забыл перечислить деньги? Случайно так забыл?
— Нет, — спокойно ответил Крейгтон. — Но память тебя подводит. Условия были такие: ты покидаешь Атланту, причем на хвосте у тебя никто не сидит, и тогда я перевожу деньги. Мне нужно определенное время, чтобы убедиться в том, что ты не попал под подозрение. Если я в этом буду уверен, заплачу.
Билли фыркнул:
— Я, знаешь ли, не вчера родился.
— Ты не веришь, что, если уедешь, я сдержу слово? — Крейгтон жеманно наклонил голову. — Нехорошо с твоей стороны. После всего, что я для тебя сделал.
Напоминание было ненавязчивым, но действие возымело. Билли перестал возражать.
— Кофе?
— Нет.
Дьюк стал варить кофе для себя.
— Этот снимок, который у них есть, курам на смех. Пустое дело.
— Достаточно четкий, чтобы я тебя узнал.
— Потому что ты единственный человек в Атланте, который меня знает.
— Нет. Еще тебя знает твоя бывшая знакомая.
Упоминание об Эриэл было как гром среди ясного неба. Билли надеялся, что Крейгтон забыл, что она живет в Атланте.
— В том-то и дело, что бывшая, — он небрежно отмахнулся. — Кроме того, она не догадывается, что я здесь. Я же полностью изменил внешность. Прическу. Одежду. Она не узнает меня на этом мутном снимке. Это не тот Билли Дьюк, которого она может вспомнить. А даже если узнает, ей после того, что случилось в последний раз, вряд ли захочется связываться с полицией.
— Ты можешь ошибаться.
— Ничего подобного! Я ее знаю. Она в это дело не полезет, точно. Можешь расслабиться.
Крейгтон и так сидел расслабленно, помахивая ногой. Впрочем, это была расслабленность кобры, перед тем как напасть.
— Разве я не предупреждал тебя насчет видеокамер охраны? — спросил Уиллер.
— Предупреждал. Но как я мог попасть в отель без того, чтобы меня не сняли на пленку? Там камеры на каждом входе. Хорошо хоть, что в «Молтри» устаревшие видеосистемы. В отелях, что поновее, камеры торчат и в лифтах, на каждом этаже, везде и всюду, черт их побери! Если бы твой дядя Пол трахал свою девку в «Бакхед Ритц»… Кстати, а почему они оказались в этом отеле? Почему не где-нибудь покруче?
— Это один из немногих отелей в городе, находящихся в частном владении. Его хозяин был старым другом моего дяди. Он умер несколько лет назад. Дядюшка Пол оказался сентиментальным.
— Гм-м. Ну, нам же лучше. Если бы они находились в более современном и людном месте, мне пришлось бы разрабатывать другой план.
— Да уж, план…
Билли не стал комментировать это замечание и продолжил:
— Я знал, что он там будет. Встречи по вторникам были ритуальными. Имея эту информацию, можно было планировать. К тому же ты хотел, чтобы я шлепнул его у нее на глазах, делал на этом особый упор, — Билли налил себе кофе, радуясь тому, что у него в руках что-то есть. — Ты уверен, что не хочешь кофе?
24
Драма Тейлора Хэкфорда (1982). Два приза Американской киноакадемии «Оскар», награда Британской киноакадемии и две премии «Золотой глобус».