ЧАСТЬ ПЕРВАЯ[121]
Предисловие
Мы решили издать эту книгу, дабы предоставить слово чудесным Животным Гранвиля и, соединив наше перо с его карандашом, помочь ему в критике изъянов нашей эпохи, а через них – изъянов всех времен и всех стран.
Мы сочли, что благодаря звериным маскам эта критика Людей, ничего не потеряв в справедливости, ясности и уместности, утратит, однако же, ту резкость и желчность, которые превращают перо критика, пусть даже он движим самыми лучшими намерениями, в оружие столь опасное и порой столь несправедливое. Надеемся, что, с Божьей помощью, мы никого не оскорбили; мы избрали такую форму именно потому, что она позволила нам быть откровенными без грубости и говорить не о лицах и фактах, но лишь о характерах и типах, если позволительно будет употребить это слово, которое нынче нарасхват[122].
Таким образом критика наша обрела более общий характер и стала, надеемся, более благопристойной и менее обидной.
Похвалим себя за то, что не послушались совета некоторых доброжелателей и не взяли всю работу на себя[123]. Мы сочли, что будет правильнее призвать на помощь прославленных писателей; именно так мы и поступили и поручили самую нелегкую часть работы тем знаменитостям, которые пожелали предоставить нам свои имена и таланты.
Если вправду такое множество авторов и стилей могло повредить единству целого, части, по нашему убеждению, от него только выиграли, целое же если и пострадало, то совсем не сильно.
Пользуемся случаем поблагодарить наших любезных сотрудников за то, что в пору нашего дебюта они не оставили нас без поддержки. Каждый из них, присоединившись к нам, усвоил себе нашу идею и возвысил ее всею силою своего таланта: мы счастливы это признать.
Разумеется, не мы первые наделили Животных даром речи; однако нам, кажется, удалось свернуть с того пути, по которому шли все те, кто прежде нас описывал Животных самих по себе или в их взаимоотношениях с Человеком.
В самом деле, прежде – в басне, в апологе, в комедии – Человек всегда выступал в роли историка и рассказчика. Он всегда сам себе читал мораль и никогда не скрывался полностью за тем Животным, которое взялся изображать. Он всегда играл главную роль, а Животное – второстепенную; одним словом, там Человек занимался Животным, а здесь, в нашей книге, Животное занимается Человеком и, судя себя, судит его. Точка зрения, как видим, переменилась. Наконец, у нас Человек никогда не берет слова, он, напротив, выслушивает Животных, которые в кои-то веки становятся судьями, историками, хроникерами и, если угодно, исполнителями главной роли.
Мы не дерзаем утверждать, что открытие наше велико и прекрасно; мы лишь хотим подчеркнуть, чем наша книга отличается от других.
Быть может, читатели признают, что именно это новшество, каким бы легкомысленным оно ни выглядело, помогло нам выступить с известным успехом на поприще, которое казалось уже закрытым едва ли не навсегда.
Мы благодарны публике за прием, оказанный этой книге. Что ни говори, такой большой успех, какой выпал на ее долю, не может быть незаконным, и мы убеждены, что если читатели нас поддержали, то лишь оттого что поняли: нам может недоставать таланта, но добрых намерений и добрых чувств у нас в избытке.
В заключение скажем, что эта книга не родилась бы без участия г-на Гранвиля – великого мастера, не имеющего, насколько нам известно, ни образцов, ни подражателей. Скажем также, что, будь у нас одна-единственная цель – предоставить оригинальному Гранвилеву карандашу поле деятельности, на котором он мог бы наконец проявить себя совершенно свободно, одного этого достало бы для оправдания всего предприятия[124].
ПРОЛОГ ГЕНЕРАЛЬНАЯ АССАМБЛЕЯ ЖИВОТНЫХ
Недавно втайне от всех великих держав свершилось событие, нимало не удивительное для тех, кто наслаждается выгодами представительного правления, но, однако же, достойное внимания всей прессы без исключения; господам журналистам следовало бы обсудить это происшествие и взвесить на трезвую голову все его возможные последствия.
Наскучив быть жертвами эксплуатации и клеветы со стороны Человека – черпая силу в сознании собственных прав и в голосе собственной совести – будучи убеждены, что равенство не пустой звук, Животные созвали Генеральную ассамблею, дабы отыскать способы улучшить свое положение и сбросить иго Человека[125].
121
Автор предисловия, а равно и пролога – сам издатель книги П. – Ж. Этцель, выступавший как литератор под псевдонимом П. – Ж. Сталь. Биографические сведения о нем см. в предисловии к нашему изданию.
122
Намек на начавшее выходить незадолго до «Сцен», в конце 1839 года, издание Леона Кюрмера «Французы, нарисованные ими самими»; об истории его создания см. подробнее: Французы, нарисованные ими самими. Парижанки. М., 2013. С. 5–22. Типом Кюрмер называл гравюру на дереве, черно-белую или – в части тиража – цветную, которая располагается на развороте с первой страницей очерка и изображает фигуру в полный рост. Если саму идею сборника со словесными портретами типических фигур современности Кюрмер почерпнул из английского коллективного сборника «Образы народа, или Портреты англичан» (1838), то изобразительные «типы» в полный рост были его собственным изобретением, и он им очень гордился. Таким образом, звериные «типы» Гранвиля и Этцеля представляли собой мгновенную пародийную реплику на серьезные типы Кюрмера (см.:
123
Тем не менее Этцель в его писательской ипостаси (под псевдонимом П. – Ж. Сталь) написал для «Сцен» наибольшее число рассказов – двенадцать. Это те девять текстов, которые вошли в наше издание, а также невошедшие рассказы «Воспоминания старой Вороны», «Седьмое небо» и «Надгробное слово шелковичному червю».
124
Эту мысль Этцель повторяет и в рекламном проспекте книги (см. во вступительной статье, с. 22), и в письме Бальзаку от июля 1842 года: «…величайшая заслуга Гранвиля состоит в том, что он смог в животных увидеть людей. Никогда еще он не рисовал так хорошо, потому что только в этой книге он получил свободу. Во всех других он прежде всего заботился о том, чтобы передать мысль авторов…» (
125
Ассамблея, описанная в «Прологе», в пародийной форме воспроизводит события Великой французской революции, которая началась 5 мая 1789 года с созыва Генеральных штатов (собрания депутатов трех сословий). 17 июня того же года на смену Штатам пришла Национальная учредительная ассамблея (или Национальное учредительное собрание), 26 августа 1789 года принявшая Декларацию прав человека и гражданина, первая статья которой гласит «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» (тезис, который свободолюбивые животные применили к себе самим).