– Замолчи, малыш, – отвечал старый Заяц молодому, своему любимцу, – король тебя не касается, король никого не касается; до сих пор неизвестно, вещь он или человек; на этот счет существуют разные мнения[189]. А министры – это такие господа, которые отнимают места у других до тех пор, пока другие не отнимут места у них самих. Все ясно?
– Еще бы, – сказал младший Зайчонок, кажется, вполне удовлетворенный дедушкиным объяснением. – А ведь кто-то смеет утверждать, что с молодежью нельзя говорить серьезно!
Однажды друг мой ушел из дома в восемь утра и, по обыкновению, первым явился на службу. Тут-то он и узнал от привратника, который, как он сам говорил, был человек не гордый и потому изволил уделить старику несколько минут (какая низость!), что ночью возникла срочная необходимость уволить старых министров и назначить новых. Назавтра поутру солдат принес к нам домой большой конверт, запечатанный красным сургучом. Мой хозяин подождал, пока сын уйдет в школу, и только тогда решился вскрыть конверт. Сначала он в большом волнении долго смотрел на письмо, потом наконец прочел его, упал на колени, много раз помянул милостивого Господа и собственного сына, а затем слег. Через неделю он умер и когда умирал, имел вид очень несчастный.
Я оплакал этого Человека, как родного брата, и никогда его не забуду.
Его кровать, стол и стул были проданы, чтобы заплатить врачу, гробовщику и домовладельцу, жестокосердому Человеку по имени господин Ястреб[190]; затем покойника унесли. Сын его, потерявший сразу все, в одиночестве пошел за гробом.
Тому, кто не стремится созерцать восход солнца, такой сосед не нужен
Опустевшая комната показалась мне такой печальной и унылой, что я решил тоже уйти. Люди не выращивают траву в комнатах своих мертвецов, вдобавок я не имел ни малейшего желания знакомиться с новым жильцом, которому предстояло вселиться сюда назавтра. Должно быть, во всем Париже не найдется комнаты, в стенах которой не испустили бы дух по меньшей мере пять сотен человек. Как только стемнело, я тихонько спустился по лестнице. Мне не пришлось просить открыть ворота, поскольку в нашем доме сроду не водилось ни привратника, ни часового; не то что в моем первом жилище, во дворце Тюильри.
Выйдя на улицу, я повернул налево, пошел прямо и очень скоро оказался в районе Елисейских Полей. Я вовсе не собирался по ним гулять и хотел как можно скорее миновать заставу. Резво пробежав под Триумфальной аркой на площади Звезды, я не мог отказать себе в удовольствии бросить сочувственный взгляд на этот огромный город, в котором, поклялся я сам себе, лапы моей больше не будет: слишком долго я вкушал радости столичной жизни, думал я, с меня довольно.
– Спи! – вскричал я. – Спи, проклятая нора! Спи, о Париж, в своих зловонных домах; никогда тебе не узнать, как сладостно спать под открытым небом. Звезды ничем не хуже твоих потолков; деревья, цветы и реки куда лучше украшают землю, чем твои уродливые дворцы и вонючие сточные канавы.
Вскоре я очутился в лесу и полной грудью вдыхал чистый воздух; я так давно не видел над головой небесного свода целиком, что смотрел на него как будто впервые в жизни. Мне показалось, что луна стала красивее. Звезды сияли у меня над головой так ярко, что я не знал, какую предпочесть: все были бесконечно прекрасны. Истинная поэзия живет только под открытым небом. Располагайся Париж в деревне, сами Люди, живущие в нем, смягчились бы сердцем.
Среди Людей находятся такие, которые бродят по плодоносной земле, прося подаянья
Утром меня разбудил лязг железа: два господина ожесточенно дрались на шпагах. Я решил было, что дело кончится смертоубийством, но лишь только они проголодались, как помирились и рука об руку направились в ресторан. В добрый час, подумал я, вот люди, у которых есть капля здравого смысла. После этой пары явилось множество других; все они с большей или меньшей решительностью предавались тому же занятию, и я скоро догадался, что попал не в лес, а всего-навсего на променад[192]. Меня это не устроило: для меня лес – это такое место, где нет Людей; поэтому я сказал «прощай» Булонскому лесу и пустился дальше. Неподалеку от деревни под названием Пюто я заметил Петуха. Я так долго прожил среди господ и дам, что с приязнью устремил свой взор на этого Зверя.
189
Вероятно, ироническое обыгрывание популярной при Июльской монархии формулы, предложенной Адольфом Тьером, неоднократно занимавшим при Июльской монархии министерские посты и дважды возглавлявшим правительство: «Король царствует, но не правит», которая предполагала, что король не вмешивается в работу кабинета министров.
190
По мнению французских искусствоведов, в фигуре г-на Ястреба в «Сценах» Гранвиль воспроизвел в шаржированном виде другой свой рисунок – портрет Рантье во «Французах, нарисованных ими самими» (иллюстрация к очерку Бальзака «Монография о рантье», открывающему третий том этого издания). Что же касается фамилии этого домовладельца, она не просто говорящая, но, по всей вероятности, имеет литературное происхождение, а именно восходит к старинному водевилю известного драматурга M. – A. – M. Дезожье «Господин Ястреб, или Опечатанный квартировладелец» (M. Vautour, ou le propriétaire sous le scellé, 1805).
191
О заставах см. примеч. 33. Застава, через которую Заяц выбежал из города, находилась за Триумфальной аркой на площади Звезды. Подле заставы Травли (ныне площадь Полковника Фабьена на северо-востоке Парижа) устраивались сражения животных, в том числе петушиные бои. Описание тамошнего зрительного зала (современного подобия римского цирка) см. в начале романа Ж. Жанена «Мертвый осел и гильотинированная женщина» (1829; рус. пер. С. Брахман 1996).
192
Булонский лес, где очутился Заяц, был в первой половине XIX века традиционным местом дуэлей.