Навстречу Ростиславичу вышел сам Святополк Изяславич, одетый по-домашнему в затканной золотом шелковой рубахе, неся на плечах соболя длиной до пят. Спустился с высокого дубового крыльца, раскинул руки широким крестом, схватил Василько в объятья, поздоровался, расцеловал в обе щеки. У Василия отлегло от сердца: объятия, и поцелуи Святополка были искренними, горячими, братскими. «Авось обойдется», – успокоительно подумал он. И все же червь сомнения, крохотный и почти невидный, как тля в муке для просфор, грыз отцу Василию душу.
Людей теребовльского князя отпустили восвояси. Святополк же, Василько и поп Василий поднялись в сени, а оттуда перешли в просторную горницу, где стоял длинный дубовый стол, а по бокам его лавки, покрытые мягкой овчиной. В горнице было жарко натоплено. Киевский князь скинул с себя шубу, которую тут же подхватил расторопный слуга. Гости сняли тулупы.
Когда все расселись, и Святополк кликнул, чтобы принесли напиться, через дверь с другой стороны горницы вошел Давыд Игоревич. Лицо его было серое и землистое, словно после бессонной ночи, взгляд хмурый и равнодушный, борода всклокочена, тяжелые сапоги забрызганы грязью. Кивнул присутствующим, но руки не подал, про целования и речи не было, сел поодаль, с другого конца стола, и принялся глядеть тем же хмурым невидящим взором куда-то в угол. Ни слова не проронил Давыд Игоревич.
Поп Василий и Василько Ростиславич недоуменно переглянулись, Святополк, угадав их смущение, постарался разрядить обстановку.
Медовым голосом начал он, что как-де хорошо они все поступили, что съехались в Любеч и договорились о дружбе и мире. А еще и о том, что теперь, кто старое помянет, тому и глаз вон. И что он, лично, Святополк Изяславич, не хотел-де сначала клясться и крест христианский целовать, потому что кровь брата его Ярополка, убитого когда он утомленный почивал на возу на Волынских полях, вопиет к нему и не дает примириться с врагами и убийцами. За Волынь ведь тогда боролись как раз Ростиславичи, сам-от Василько с братом Володарем, но, как уже было сказано, кто старое помянет… Произнеся эту пламенную речь, Святополк ласково взглянул на Василька и добавил:
– Останься на праздник, княже. Через четыре дня именины мои…
– Не могу, брат, я уже и обозу велел идти вперед.
Святополк повернулся к Давыду:
– Ну, ты хоть его вразуми, – начал он, но тут же осекся, заметив суровый вид, с каким сидел волынский князь.
– Ладно, – махнул рукой Святополк, снова обращаясь к Васильку, – поезжай, что мне за дело до тебя. Поезжай, – повторил он, – позавтракайте вот только с нами и идите на все четыре стороны.
Позавтракать Василько согласился, и Святополк Изяславич пошел распорядиться насчет кушаний. Когда киевский князь поднялся с лавки, Василько тоже встал, думая, что завтракать они будут в другом месте, но князь положил ему руку на плечо и молвил:
– Посидите вы здесь с Давыдом Игоревичем, я сейчас вернусь.
После его ухода повисла гнетущая тишина. Поп Василий не смел говорить без спросу, а спрашивать его не торопились. Давыд сидел с каменными лицом, Василько Ростилавич потирал руки, то ли от смущения, то ли нервничая, потом обратился к Давыду:
– Ну вот и свиделись, – сказал он, и отец Василий почувствовал, что у него вспотела спина, – Это славно. Не чаял встретить тебя в Киеве – Василько сделал многозначительную паузу, – и не ведал, как ты по мне соскучился, что так настойчиво зазывал. Я надеюсь, что нагляделся ты на меня теперь вдосталь.
Давыд Игоревич хотел ответить на дерзость, но не нашелся слов и промолчал. Зыркнул на Василька и буркнул нечленораздельное.
– Я понял тебя, брат, – сказал Василько Ростиславич.
Давыд Игоревич, взволнованный, вскочил со своего места, прошел к двери, через которую вышел Святополк, приоткрыл ее и спросил у стоявшего прямо за ней:
– Где князь?
– На сенях стоит, – был ответ.
Давыд вернулся к сидевшим и сказал:
– Я пойду за Святополком, а вы посидите. Что-то мешкает он, не пойму.
И не дожидаясь ответа, вышел.
Возле дверей послышалась возня. Лязгнули замки, Василько схватился было за нож, что висел всегда за поясом, но вспомнил, что оружие отобрали, когда взошли они на княжий двор. Поп Василий подергал дверь, она оказалась заперта.
Минут пять ничего не происходило, из сеней доносился шум, приглушенные вскрики, торопливые шаги. Наконец дверь отперли, в горницу вошел здоровенный мужик в кожаном фартуке, из чего Василий заключил, что это был кузнец. На шее у мужика висели в два ряда цепи, оканчивающиеся широкими браслетами. Всего браслетов было четыре штуки: злодеи приготовили двойные оковы. Пока кузнец шел, цепи на нем звенели. Сразу за мужиком ввалились трое людей с мечами наголо. Один из них навел орудие на Василия и махнул им, показывая, чтобы тот отошел в сторону. Василий не шелохнулся.