И так далее, в том же духе. Дописав до конца, я ощутил известное удовлетворение от того, что четко определил свою позицию. Четко определить свою позицию — это шаг, требующий решимости и мужества, и правильно, если он приносит человеку удовлетворение.
Потом неожиданно наступила передышка. Несколько дней Тома, Стива и Миртл было не видно, не слышно. Близился конец триместра, и у меня было полно дел в школе. Время шло, и я считал дни с тем же нетерпением, что и мои ученики, и примерно по той же причине. С каждым днем нам оставалось все меньше ждать, когда наступит свобода.
Оказалось, однако, что мне не суждено так просто отделаться. Мне опять стала названивать Миртл. Ей хотелось со мною встретиться, а я всякий раз отговаривался.
— Неужели тебе трудно найти для меня даже несколько минут? — спрашивала она.
Я понимал, что это предел жестокости, но продолжал упираться. Думал ли я при этом о ее благе? Не знаю. Знаю только, что в конечном счете легче разлюбить человека, когда с ним не встречаешься.
Отказываясь назначить Миртл свидание, я не учитывал, что мы с нею можем встретиться по воле случая. На улице без конца попадались знакомые, хотя городок был не такой уж маленький. Помню, когда я влюбился в Миртл — а мы тогда не были близко знакомы и я не мог просить ее о свидании, — я первые дни слонялся по городу часами, глазея на витрины магазинов, где ничего не собирался покупать. Во мне жило суеверное убеждение, что если подольше болтаться вокруг часовой башни, то рано или поздно она мне встретится.
Не стану подробно описывать вам нашу часовую башню: боюсь, как бы по точным приметам вы не узнали наш городок, ибо в этом случае мой роман отчасти утратил бы обобщенность звучания. К счастью, о наиболее примечательной ее черте можно упомянуть смело, поскольку этой же чертой наделены часовые башни и в большинстве других провинциальных городов. Она была изумительно безобразна!
Нет, серьезно: наша часовая башня повергла бы в изумление кого угодно. Ее выдающееся уродство сразу воспламеняло воображение, но то было лишь начало. Я лично прежде всего изумлялся, зачем ее вообще понадобилось воздвигать. Показывать время? В том не было ни малейшей необходимости — магазины вокруг таращились на улицу часами всех мастей и размеров, предлагая прохожим самый широкий выбор точного времени. Может быть, гадал я, изумленно меряя взглядом эту кичливую прямизну, в ней — наша дань психопатологии повседневной жизни? Интересно, кем сей монумент задуман? Архитектором, который всю жизнь кропотливо проектировал одну часовую башню за другой, или гением в веселую минуту? Конечно, гением! Стоит ли тогда изумляться, что жители нашего городишка гордились своей часовой башней! Она занимала особое место в наших сердцах. Уродство, конечно, думали мы, зато свое, родное!..
В своем нежелании встретиться с Миртл я все-таки не дошел до того, чтобы передвигаться по городу, изменив привычному маршруту. Если он приводил меня к часовой башне — что ж, говорил и себе, значит, так тому и быть. И вот в один прекрасный день случилось мне идти мимо часовой башни, направляясь на ленч. Нет, встретилась мне не Миртл — мне навстречу шагал Стив.
Стив шагал в одиночестве, понурив плечи и горестно нахмурив чело. Я ухватил его за локоть, иначе он прошел бы мимо, не заметив меня. Он откинул назад прядь волос, которая спадала ему на глаза, и попробовал улыбнуться.
— Долго тебя не было видно.
— Да, Джо. — Он уставился себе под ноги.
Почему-то я только сейчас заметил, как он вытянулся за эти полгода.
— Занят был?
— Да нет. Так, то одно, то другое. — Он покосился на меня украдкой. — Стыдно было показываться тебе на глаза после того, как Том закатил у тебя в доме такую сцену.
— Ну, это тебя пусть не беспокоит. — Я помолчал. — Ты что такой кислый? Том до сих пор бушует, что ли?
— Не знаю.
— То есть как «не знаю»? Должен знать.
— Нет, Джо. Мы с Томом не разговаривали с тех пор, как он тогда ушел от тебя.
Я был поражен. Я вытянул Стива из людского потока, обычного в эти минуты перед ленчем, и отвел в сторону, чтобы поговорить спокойно. Мы облокотились на стальную ограду, которой был обнесен тротуар, чтобы люди не лезли под автобусы.
— Где он?
— Сегодня — в Оксфорде, а так был здесь.
— И ты ни разу его не видел? — недоверчиво спросил я.
— В конторе видел, конечно. Только он со мной не желает разговаривать.
— Ай да перемена для тебя!
Стив не улыбнулся. Чело его омрачилось еще более.
— Это перемена к худшему.
Значит, я проявил бестактность.
— Он, как я могу понять, проводит все время с Миртл. Со мной, во всяком случае, он не проводит ни минуты.
Я растерялся, не зная, что на это сказать. Я стал подыскивать подходящее к случаю замечание, как вдруг Стив выпалил:
— Короче говоря, это конец!
— Что ты, быть того не может.
— Конечно, ты никогда не принимал всерьез эту историю с Миртл!
— Естественно. Потому что это нелепость.
Стив пожал плечами. Таким удрученным я его еще не видел.
— Без него я просто сам не свой.
Должно быть, у меня на лице изобразилась тревога, и он заметил это. Он отошел от ограды.
— Пойдем, здесь не место для таких разговоров.
Мы прошли несколько шагов и снова остановились. То и дело поток прохожих прижимал нас к ограде; по мостовой несся поток машин…
— Видел ты его новую машину? — спросил Стив.
— Видел.
— Он на ней поехал в Оксфорд.
Мне подумалось, что этот разговор ни к чему не приведет.
— Никогда не поверил бы, что ты так тяжело это воспринимаешь, Стив. Ужасно жаль.
— Я и сам не поверил бы. Мне это всю душу перевернуло. — На мгновение в его словах послышалась наигранная, неискренняя нота, но тотчас мне пришло в голову, что поведение людей в минуты глубокого душевного волнения часто выглядит наигранным. — Со временем свыкнусь, вероятно. —
Стив говорил так, как если бы внезапно лишился отца с матерью. — Какой я был болван! — вскричал он, и слезы навернулись ему на глаза.
— Чудеса, — сказал я.
— Тебе не понять, Джо, — с силой сказал Стив, голос у него дрожал. — Мне сейчас очень плохо. У меня словно почва ушла из-под ног!.. Ты не представляешь, каково это — чувствовать, что рушатся все твои планы на будущее. Ты не знаешь, что это такое, когда рядом все время был человек, который льстил твоему самолюбию, внушал тебе чувство, что ты тоже что-то значишь, — и вдруг его нет! Как будто я плыл на корабле, и корабль пошел ко дну! — Его била мучительная дрожь. — Как будто я банкир и потерял свой банк!
В эту минуту мимо нас прошел автобус, совсем близко, так что отвечать было бы бессмысленно. Банкир, который лишился банка, — никогда бы не подумал, что можно найти столь точное, тонкое, верное сравнение.
Стив ждал, пока я скажу что-нибудь.
— Сирота ты моя горькая, — сказал я. — Ты найдешь себе другого.