Выбрать главу

Юрий Олеша «Зависть»

Читано с 24 декабря 1928 года по 6 января 1929 года

НОСОВ  И. А. — Как ни старался Олеша изобразить Бабичева в сортире деловым человеком — не вышло. А вышло то, что со всеми деловыми и неделовыми людьми там случается, — с.... е. Изобразить бородавку на спине у Бабичева — это что! Пустяк! Что она характеризует у Бабичева? Или уж Кавалеров настолько завистник был, что его даже родинка тревожила у ненавистного человека?.. Чтобы представить себе делового человека, надо прочитать не Юрия Олешу, а Форда.

ЗАЙЦЕВ  А. А. — Если наши писатели будут все про сортиры писать, то, наверное, далеко не шагнем в культуре. (о письме Кавалерова Бабичеву. — А. Т.) У Павла к римлянам послание меньше, чем это письмо. (Про «японскую улыбку».) Какая это улыбка? Как будто японцы особенно как-то улыбаются! А как все люди!

ЗАЙЦЕВ  А. А. — ... Эту «Зависть» надо читать старухам, которые ничего не понимают. Им — что славянский язык, что это. Им эта книга за часы сойдет.

СТЕКАЧОВ  И. А. — Только «господи, помилуй» добавить сорок раз!

CTEKAЧOB  Т. В. — «Зависть» надо читать на мотив псалтыри по покойникам: «а-щще я-ко от ли-ца...»

САШИН  Ф. М. (при чтении сцены пребывания Бабичева в клозете). — Га-га-га-га!.. Наверно, это он после черемухи не может сходить! Заперло! (Все хохочут.)

НОСОВ  М. А. — Может, трудно было нагнетаться?

ТИТОВ  Н. И. — Ну, хороша фигура этого дяди! На шесть пудов!

ЗУБКОВ  П. С. — Во черт-то!

СОШИНА  Е. И. (про Бабичева). — Обширный человек!

БЛИНОВ  Е. С. — Широкого хваления книга не достойна. Над чтением кое-где и хохотали, но это от недоумения, а не от понимания хохот был. Ожидания никакого, а на кой мне черт книга без ожидания?! Завистника автор мог бы показать в одном письме. Тема книги большая, нужная — слов нет, но автор не совладал с нею.

ЗУБКОВ  П. С. — Захватил Олеша вещи хорошие: нового делового человека и старого пьяницу-завистника, захватил и физкультуру, но никак не взял этой темы во всей полноте и понятливости. Больше тягучего, чем дельного. Если молния блеснула, то надо было это с чем-нибудь связать. А то к чему молния блеснула?..

БОЧАРОВ  А. И. — Иную книгу слушаешь — слово боишься упустить, а «Зависть» ничуть не тянет к себе моих мозгов. Никакого удивления нет над родинкой. Это — природность, как пуп на животе.

НОСОВ  М. А. — Я так книгу понял: в ней от солнца зайцы, а писали ее дурные пальцы.

БЛИНОВ  Е. С. — И знаем, что книга советская, но не идет словами в душу.

ЗАЙЦЕВ  А. А. (о словах «рядом тарелка с печеньем, похожим на еврейские буквы». — А. Т.). — Придумает же!

БЛИНОВ  Е. С. — Какая стряпка! Иная накалябает так, что печенье на китайские буквы будет походить.

ЛИХАЧОВ  С. П. — Пока до дома дойдешь, все растеряешь, что слышал.

БЛИНОВ  И. Е. — В аптеку ее!

СТЕКАЧОВ  М. И. — Заформалинить!

БОЧАРОВ  А. И. — Дай эту книжку мужику — запульнет, черт знает куда! От нее отрава своего настроения. Вот только злобность Кавалерова хорошо описана, а больше ничо. Придешь домой после чтения как побитый.

СТЕКАЧОВ  Т. В. (комично показывает пальцем себе на грудь). — Уж напиталась грудь моя чувствами! Будя!

ЗАЙЦЕВ  А. А. (хохочет). — Натекла полная душа! ЗУБКОВ  П. С. — В «Зависти» новая форма писания. Она — глупая. Она не дает человеку сглотить и понять то, что написал автор. Я читал хвальбу «Зависти» в газетах и журналах. Не знаю, за что ее хвалить! Правда, два типа хорошо обрисованы, остальное — никуда. Кавалеров — приживалка, вроде чеховского Вафли. Бабичев — советский, новый деловой человек.

БОЧАРОВ  Ф. 3. — Книга и везде-то такая. С одной колбасой автор с полчаса возится.

ЗУБКОВ  П. С. (прерывая меня на шестьдесят пятой странице, орет во всю головушку). — Тьфу, чтоб тебя черти взяли! Ну, уморил скукой!

СТЕКАЧОВ  Т. В. (после прочтения отзывов печати о «Зависти», приложенных к книге). — Хвалят. Значит, там, вверху решето пореже, а у нас почаще, не пропускает абы что.

СУСЛИКОВ  Т. И. (бывший железнодорожник. — А. Т.). — Я часто читывал «Гудок». Там печатались фельетоны Зубилы (то есть Олеши. — А. Т.). Ох, и умные были фельетоны! Как же это так? Зубило — и такой плохой роман сочинил! Ведь мы, железнодорожники, ужасно любили читать Зубилу.