— Да что тут особенного, не понимаю? — По глазам Люка было видно, что он действительно не улавливает хода ее мыслей.
— Не знаю, как сказать, чтобы это не прозвучало грубо... Словом, тебе нечего делать в моей спальне. Мы с тобой хоть и давно знакомы, но, по сути, посторонние люди. Что мы знаем друг о друге? — спросила Ширли. И сама же ответила: — Почти ничего.
— Кроме того, что создали новую жизнь, — заметил Люк. — Как бы то ни было, мы родители малыша, который скоро появится на свет. Ты мать, а я отец.
Этот разговор был Ширли не по душе, но последняя фраза Люка не понравилась ей особенно.
— Ему неизвестно, что ты его отец, — устало произнесла она. — Меня он узнает, когда придет время, а тебя...
— Он? — быстро повторил Люк. — Тебе известно, что это будет мальчик?
— Нет. Я просто так сказала. Ведь слово «малыш» мужского рода, а не женского.
— А... — Люк вздохнул, как показалось Ширли, с облегчением.
Может, я все нафантазировала? — подумала она. И Люк действительно не заинтересован в ребенке, как, собственно, и утверждает?
Тут вдруг Люк с чувством произнес:
— Как бы я хотел забыть о твоей беременности и жить, будто ничего не случилось!
Ширли покосилась на него.
— Что же тебе мешает?
— Не могу! — воскликнул он с досадой. — Понимаешь? Просто не могу отвернуться от этой проблемы, хоть убей!
— Все равно когда-нибудь придется это сделать. У тебя нет особого выбора.
Люк медленно покачал головой.
— Выбор существует всегда.
Несколько мгновений Ширли молчала, поджав губы, потом не без некоторого раздражения бросила:
— Ведь мы уже это обсуждали. И обо всем договорились. Сколько можно муссировать одну и ту же тему? Ребенок — моя забота.
— Я и не спорю.
Ширли перевела дыхание.
— Какой-то странный у нас разговор...
— Уж это верно. Давай я помогу тебе подняться и на том закончим. И не капризничай, потому что мне давно пора ехать в театр.
— Хорошо, — скрепя сердце согласилась она.
13
Войдя вместе с Ширли в спальню, Люк понял, что она была права, не желая пускать его сюда. Здесь был ее маленький персональный мир.
Ажурные занавески на окнах, розовые обои с рисунком в виде букетов, узкая девичья — иначе не назовешь — кровать, трюмо, на котором стояло множество флаконов с духами и еще какими-то жидкостями, а также тюбики и баночки с кремом. А вверху, на темных крепежных балках, висели кашпо с роскошными папоротниками.
Стена, возле которой стояло трюмо, сплошь пестрела плакатами и афишами со сценическими фотографиями Ширли — одной и с партнерами, — представлявшими собой фрагменты балетных постановок.
Увидев это, Люк усмехнулся про себя: в его доме было то же самое — оклеенная афишами стена. Только на них изображался он сам за дирижерским пультом. И находились эти плакаты не в спальне, а в устроенной в отдельной комнате студии.
Люк подвел Ширли к кровати, помог сесть и отступил на шаг. Он ни на минуту не забывал, что она беременна, к тому же плохо себя чувствует, но почему-то сейчас она показалась ему особенно красивой — даже несмотря на бледность и темные круги под глазами. Русые кудри изящно обрамляли ее лицо, полные, Но сухие сейчас губы странным образом выглядели эротично, взгляд серых глаз словно был наполнен тайной.
Подобное выражение Люк не раз замечал у женщин, ожидавших ребенка. Возможно, они действительно знали нечто такое, что было неведомо прочим.
Глядя на Ширли, Люк внезапно вспомнил ее такой, какая она была в минуты страсти — с исступленным и одновременно вдохновенным лицом. Этот яркий образ произвел неожиданный, хотя и закономерный эффект — Люк ощутил сладостный спазм между бедер.
Разумеется, в настоящий момент подобная реакция была абсолютно неуместна и даже смутила Люка.
А я еще распространялся, что не способен предпринять что-то в отношении Ширли, когда она находится в таком состоянии! — промчалось в его голове. Счастье, что ей сейчас не до того и она не замечает, что со мной происходит, иначе я был бы уличен во лжи.
— Спасибо за помощь, — сказала Ширли, проведя рукой по лицу. — Я только хочу уточнить: что ты подразумеваешь, говоря о выборе, который существует всегда? Что тебе нужно?
Ее вопрос помог Люку вернуться к реальности.
— Гм... Что мне нужно? — повторил он. — Если бы я знал! Правду сказать, я ни в чем не уверен. Просто меня угнетает собственное бездействие.
— Но что, по-твоему, ты должен делать?