Когда Петя уходит в школу, мама наверняка говорит:
— Собирайся скорее, а то опоздаешь… Учительница будет ругаться… Опоздаешь — ребята будут смеяться над тобой… Смотри там, осторожно… — И Петя понимает, что мир очень страшный, тревожный, что нужно всего бояться.
А когда Петя приходит из школы, мама с тем же напряженным выражением лица и с той же тревожной интонацией говорит:
— Тебя там никто не обижал?… Учительница тебя не ругала?… — И Петя опять убеждается в том, что мир недоброжелателен, и нужно его бояться.
И точно так же, когда, например, я приглашала на встречу родителей ребенка, отличающегося агрессивным, конфликтным поведением, не умеющим строить нормальные, доброжелательные отношения со сверстниками, я находила все эти проявления у мамы ребенка.
Открывалась дверь моего кабинета, и мама с напряженным, недоброжелательным лицом, с агрессивной, нападающей интонацией начинала говорить:
— Что вы хотите от моего Саши?… А почему это он должен?… А почему вы меня вызвали… Почему другие дети…
И мне становилось понятно, как «делался» «конфликтный» Саша. Конфликтная, наполненная агрессией мама может научить ребенка именно этому. Она не может научить его строить доброжелательные отношения с людьми, потому что сама не умеет этого делать.
Дети были слепками своих мам. Слепками того, как мамы относились к жизни. Как мамы общались. Как мамы могли или не могли за себя постоять.
Дети были слепками мам, отражениями мам — маминой нестабильности, нервозности, тревожности, зажатости, агрессивности.
Дети были отражениями маминых нестабильных, так часто негативных картин мира!
Но почему именно мам? — спросишь ты. — Почему мам, а не пап, ведь ребенка воспитывают два родителя!
Я тоже задавала себе такой вопрос. Задавала каждый раз, когда опять видела этот повтор, этот слепок с мамы в поведении, проявлениях ребенка. (Я обращаю твое внимание на то, что речь идет именно о приобретенных ребенком стилях поведения или представлениях о мире, а не врожденных качествах и чертах характера, которые, конечно же, достаются ребенку от двоих родителей.)
Сначала я думала, что просто чаще вижу мам, чем пап, потому что чаще всего на консультации, на родительские собрания приходили именно мамы.
Но я не переменила свое мнение и тогда, когда стала больше общаться с семьями, с папами. Мои выводы остались прежними.
Мама, ее влияние, зависимость ребенка, его поведения от маминого воздействия — были гораздо сильнее, прослеживались постоянно.
На консультацию могли прийти оба родителя, и чаще всего я видела открытое мамино, а не папино влияние.
На консультации могли прийти оба родителя, и было видно, например, как неправильно, неграмотно по отношению к ребенку ведет себя папа, но, если при этом была понимающая, мягкая, «гибкая» мама, то она как бы сглаживала давление отца, сглаживала все его «педагогическое» влияние.
Я часто наблюдала это мягкое и мудрое женское «обтекание», сглаживание отцовского влияния. Когда женщина одним взглядом или поглаживанием успокаивала ребенка, как бы снимая с него всю отцовскую агрессию, только что выпущенную на ребенка, за то, что он, мол, такой ленивый или бестолковый. И как она одним таким взглядом, поглаживанием утихомиривала самого папу, зарвавшегося в «педагогическом» воздействии.
И я опять убеждалась в той огромной роли женщины, огромном влиянии на ситуацию воспитания именно женщины, а не мужчины.
Я встречала на консультациях разные семьи, и те немногие случаи, когда я понимала, что поведение ребенка отражает, повторяет поведение папы или является следствием именно отцовского стиля воспитания, отцовских представлений о мире, о жизни, были именно в тех ситуациях, когда мама в семье отсутствовала. Или вообще отсутствовала, и ребенка воспитывал отец. Или постоянно отсутствовала на работе. Или «отсутствовала», не принимала никакого участия в том, что происходит, позволяя папе воздействовать на ребенка. И я помню такие пары, где критикующий, контролирующий, командующий папа в присутствии мамы, на глазах у мамы, что называется, «опускал», унижал ребенка, и мама, как мышка, молчала, не заступалась за ребенка. И каким был сам ребенок? Таким же зажатым, молчаливым, как мышка, с поникшей головой выслушивающий папину критику.
Таким образом, устраненность женщины от процесса воспитания не противоречила, а только подтверждала мой вывод.
Мама, ее влияние, ее воздействие имело главную, определяющую роль для ребенка.
И это был вывод, который тоже потряс меня. Потряс меня до глубины души тем масштабом, который за ним скрывался.