Счастье, что ты есть
Халь Евгения, Халь Илья
Смотри - небо становится ближе
С каждым днем.
Борис Гребенщиков
Полдень чёртовой пятницы, 13 августа 2217 года по колониальному летоисчислению.
Чёртова пятница. И чёртово сердце - заранее чувствует беду. Еще ничего не случилось, а его уже прижало стопудовым грузом, придавило чёрным камнем. Так много метафор придумали люди для плохого предчувствия, а лекарства от беды не придумали. Нет его. И никогда не будет.
Даша взглянула на показания датчиков реанимационной капсулы. Его сердце еще бьется, но тише. Температура тела падает. Каменная пиявка медленно вытягивает из него жизнь. Нельзя было пускать его в экспедицию. Нельзя! Даша погладила холодное стекло капсулы. Как же мне тебе помочь, родной?
За неделю до чёртовой пятницы
- Не грусти! Неделя пробежит быстро, - Рон обнял Дашу, зарылся лицом в каштановые, пахнущие яблоками, волосы. – Зато если обнаружу что-то ценное, то стану великим геологом.
- Богатым геологом, - уточнила Даша.
- Само собой! Но про меня еще будут слагать песни. Вот такие. Послушай, - Рон вытащил из уха наушник и приложил к уху Даши.
- Знаете, каким он парнем был? – прозвучало из наушников.
- Балда, - Даша двумя руками обняла широкие плечи бывшего космодесантника, приподнявшись на цыпочки потёрлась носом о щеку, заросшую иссиня-черной трёхдневной щетиной, которая у Рона вырастала за полдня.
- Ты просто завидуешь, что твоя девушка умнее тебя. Вот и пытаешься хоть в чем-то меня превзойти. Компенсации уязвлённого мужского самолюбия.
- С чего бы? Да я сам себе завидую: и главврач больницы, и социолог, и красавица. У кого еще такая есть?
- А какую картошку я жарю! - лукаво улыбнулась Даша.
- Честно? Ужасную!
- Я тебя сейчас стукну!
- Но это тоже проявление твоего таланта, - поспешно заверил ее Рон. –Т олько талантливый человек может умудриться так испортить самое банальное блюдо и при этом сжечь не только саму картошку, но и всю кухню.
- Не люблю, когда тебя нет рядом, - пожаловалась Даша.
- А я рядом. Всего-то час полета.
- Тыыы хааоший, - раздалось за спиной Рона.
Он обернулся. Улыбка сползла с лица. Несмышленыш радостно осклабился. По-собачьи заискивающе, снизу вверх заглянул в глаза.
- Щастэе, то тыы …
- Не продолжай! Я знаю! – раздражённо дернул щекой Рон.
Глядя на дурачка, Рон каждый раз вспоминал компрачикосов – детей-уродцев, которых в старину, в Европе XVII—XVIII веков растили в фигурных кувшинах для ярмарочных балаганов.
Младенца нескольких месяцев от роду помещали в кувшин причудливой формы. Мягкие детские косточки через несколько лет принимали форму сосуда. Уродцы пользовались большой популярностью у почтенной публики.
Несмышленыш - низкорослый заика неопределенного возраста. Ему в равной мере могло быть и двадцать, и сорок. Он с трудом научился выговаривать несколько фраз. Весь искривленный, с редкими, дыбом торчащими волосенками, с двумя недостающими передними зубами, он двумя руками крепко вцепился в рюкзак, волоча по земле слишком тяжелую для него ношу.
Круглые, почти без ресниц, глаза, излучали искреннюю радость. Он приплясывал от нетерпения, тяжело припадая на хромую левую ногу и нервно облизывая губы, бросал нетерпеливые взгляды на гравилёт.
- Что он здесь делает? – Рон раздраженно дернул щекой.
- Не прогоняй его! –Даша просительно заглянула в глаза Рона. – Он давно мечтает посмотреть неосвоенную часть планеты. И я пообещала, что ты возьмешь его в экспедицию. Пожалуйста!
- Откуда ты вообще знаешь, о чем он мечтает? Он почти не разговаривает! Он же дурачок!
- Неправда! – в голосе Даши зазвенел металл. - Я его понимаю. И не называй его дурачком – у него есть имя.
Даша отстранилась от Рона. Он понял, что идиллия закончилась. Запахло ссорой. Не понять ему эту женщину. Не привыкнуть к этим резким сменам настроения. Еще минуту назад она ласковой кошкой терлась о щеку, но стоило тронуть придурка, кошка превратилась в тигрицу. И так каждый раз! К чертям в пекло этого недоделка, который всегда все портит. Как, например, вчера вечером, когда он, Рон, пришел в ее жилой блок…
...Свечи, полумрак, вино на столе. Даша у окна. Рассеянный свет уличных прожекторов золотистым контуром обрисовывает точеную фигурку в полупрозрачном халатике. Легкая ткань не скрывает, а подчеркивает тонкую талию и высокую упругую грудь. Рон стоит у входной двери, любуясь, не приближаясь. Халатик падает на пол. Ради этих мгновений он готов терпеть всю ту научную чушь, на которую она убивает почти все свободное время.