— Ладно, я передам ей твои слова, — пообещала Нетти. Она взглянула в окно. — Похоже, наступил еще один погожий денек. Отличная погода для прогулки верхом.
— Кажется, да, — согласилась Дина. Она наблюдала, как Нетти ловко переворачивает оладьи, и ей почему-то взгрустнулось. — Когда ты появилась на ранчо, маме стало гораздо легче, правда?
— Твоя мама не могла больше самостоятельно готовить и убирать в доме, детка.
— Да, ты так чудесно вписалась в наш дом. Как папа нашел тебя?
— Очень просто. Он поместил объявление в газете, и я на него откликнулась. — Нетто переложила оладьи со сковороды на тарелку и поставила ее на стойку.
Дина принялась за еду.
— А если бы ты знала, что тебя здесь ждет, ты бы откликнулась?
Нетти сняла очки и вытерла их краем фартука.
— Дина, в то время я была очень одинока. Мой муж умер тремя годами раньше, и я смертельно устала от разговоров с самой собой. Конечно, у меня были хорошие друзья, но самые лучшие друзья не в состоянии заменить семью. — Она вновь надела очки. — А здесь я обрела семью. Надеюсь, ты не возражаешь, что я считаю себя членом твоей семьи?
— Возражаю?! — Дина поднялась с табуретки и бросилась к Нетти, чтобы обнять ее. — Ведь ты же и есть моя семья! — произнесла она дрогнувшим голосом, и на глаза у нее навернулись слезы. — Ты единственная, кто у меня остался.
Нетти тоже всплакнула, и они несколько секунд стояли, трогательно обнявшись.
— Что касается твоего вопроса, — сказала Нетти, — да, я отозвалась бы на это объявление, даже если бы могла предсказать будущее.
— Я о многом сожалею, — с грустью сказала Дина.
— Догадываюсь, дорогая.
— Если бы отец знал, как сильно я переменилась…
Нетти вздохнула:
— Твой отец был прекрасным человеком. Дина. Но когда он что-то обещал, то всегда держал слово. Мне очень жаль, что он не смягчился по отношению к тебе. Старая обида причиняла ему такую же боль, как и тебе, и странно, что он не осознал это.
— Он слишком далеко зашел в своей обиде, Нетти…
— Знаю, милая, знаю. — Вздохнув, экономка добавила:
— Доедай свои оладьи, Дина. И советую тебе захватить с собой бутерброды. Я приготовлю чудесные бутерброды со вчерашним жарким. Доедай оладьи. — Нетти подошла к холодильнику и достала оставшееся от ужина жаркое. — Ты не думала о личных вещах твоего отца? — спросила она.
Дина медленно опустила вилку:
— Конечно, думала.
— Я не пытаюсь тебя принуждать, но кому-то нужно перебрать одежду и все такое.
— Я…, не могу зайти в его спальню, Нетти, — низким, сдавленным голосом произнесла Дина. — Во всяком случае, пока…
— Ну, думаю, спешки с этим нет, — согласилась Нетти. — Считай, что я тебе ничего не говорила.
Дина надела перчатки для верховой езды и направилась к конюшне. Через плечо у нее была перекинута лямка холщового мешочка, в который Нетти положила бутерброды и флягу с водой. Тень от шляпы скрывала ее нахмуренный лоб. Кому-то все же придется разобраться в отцовских вещах, и этим «кем-то» будет, скорее всего, она, но одному Богу известно, когда она наберется храбрости войти в спальню отца.
Рай ожидал ее возле двух оседланных лошадей.
— Доброе утро, — сказал он, увидев Дину.
— Доброе утро, — отозвалась она, подходя к нему.
— Я оседлал ту же лошадь, на которой вы ездили позавчера. Надеюсь, вы не против.
— Нет, конечно, не против. Это смышленая лошадка с хорошими манерами. У нее есть имя? — Дина ласково потрепала животное по морде.
— Ее зовут Голди. Дина улыбнулась:
— Что ж, Голди, мы в прошлый раз неплохо поладили, не так ли? Я уверена, что и сегодня ты меня не подведешь. — Обернувшись к Раю, она сняла с плеча мешочек:
— Нетти убедила меня взять бутерброды.
— Там хватит на двоих? — улыбнулся Рай.
— И еще останется!
— Отлично. Тогда мы где-нибудь по дороге устроим пикник. Вы готовы?
Дина приторочила мешок к седлу:
— Готова.
Они вскочили на лошадей. Дина поудобнее устроилась в седле. Рай, не оборачиваясь, пустил свою шагом. Прищелкнув языком, она дернула за поводья:
— Вперед, Голди!
Они ехали уже в течение нескольких часов. Все работники находились на своих местах. По дороге Дина и Рай болтали между собой. Это было очень приятно.
— Вы наверняка знаете, что сейчас на ранчо около двух тысяч голов скота, — сказал он. Она этого не знала, но решила не обнаруживать свое невежество. — Каждое лето общее число голов приближается к этой цифре. Затем, в период осенней распродажи, уменьшается почти наполовину. Саймон всегда оставлял столько коров, чтобы их каждый год хватало на восстановление численности стада А бычки, конечно же, главный источник дохода.
— На ранчо до сих пор используют быков или прибегают к искусственному осеменению? — спросила Дина.
— Мы пользуемся обоими способами. К тем коровам, которых не удалось осеменить искусственным путем, пускают быков.
— И много их у нас?
— Четверо. Через несколько дней мы приступим к искусственному осеменению, а примерно через три недели после этого запустим быков на коровьи пастбища.
Дина решила переменить тему разговора:
— В прошлый раз я заметила: стада небольшие, но их много. Мне показалось, что в каждом около сотни голов.
— Верно, — кивнул Рай. — И мы постоянно перемещаем их с одного пастбища на другое, чтобы сохранить траву на полях. Видите вон те поля?
— Да.
— Вообще-то они должны быть более зелеными. Жаркая погода хороша для людей, но не для лугов. Этому участку не помешала бы хорошая поливка. — Рай обернулся к Дине:
— Знаете, я никогда не мог взять в толк, почему Саймон не прибегал к искусственному орошению. Ирригационную систему не так уж сложно соорудить, и обошлась бы она недорого. У нас стало бы намного больше сена. Если бы мы орошали луга с люцерной, нам вряд ли пришлось бы тратить хоть цент на приобретение сена для зимовки.
— Что ж, это определенно интересная идея, — пробормотала Дина. Она знала, почему отец не устроил ирригационную систему. Он никогда не тратил деньги на то, в чем сомневался. А ранчо процветало и без ирригации. Она даже не спрашивала Рая, говорил ли он с Саймоном на эту тему, поскольку была уверена, что говорил и Саймон категорически отказался.
Горечь снова всколыхнулась в ней. Саймон был упрямым, прямолинейным и самоуверенным человеком, неспособным признать собственную не правоту. Как он мог не ответить ни на одно из ее писем, ни на один из отчаянных телефонных звонков? Прежде она всегда принимала на себя полную ответственность за их размолвку, но теперь в первый раз ощутила гнев. Да, после смерти матери она вела себя недостойно, но и Саймон тоже. И он ни разу не заговорил с ней — ни о ранчо, ни о чем-либо другом. Она чувствовала себя такой одинокой…
— Дело к полудню. Как насчет привала на ланч, возле ручья?
— Отличная идея, — согласилась Дина. Ей было настолько приятно вести лошадь по этим полям, что она не задумывалась, куда они движутся. Щебетали птицы, ярко светило теплое солнце, и окружавшая их красота воодушевляла ее. Это — ее земля, ее трава, ее скот. Факт неоспоримый. Может, Саймон, заглядывая в будущее, предвидел появление на свет новых поколений семейства Колби? Люди, в чьих венах течет кровь семьи Колби, будут владеть этой чудесной землей. Этим вполне объяснялось то, что отец, отрекшийся от дочери, оставил ей самое дорогое, что имел. Но утешения Дине это не принесло. Более того, ей стало горько, и она вновь ощутила приступ гнева. Лучший способ отомстить отцу за его жестокость и бездушие, которое он проявлял к ней многие годы, — это продать ранчо и навсегда покинуть Вайоминг.