Сама она точно не понимала, что такое СПИД. Просто поверила соседке по парте, что мужикам он опасен, а ей, если она будет принимать лекарство, ничего не грозит. Главное, не забывать подкладывать в эти баночки таблетки "Витамин С" и, конечно, никому об этом не рассказывать.
Люба никому и не рассказывала. Подруг у нее не было, а парней она не интересовала. Мол, страшная, фигуры никакой, так еще и дура. Впрочем, они ее тоже не интересовали. Пьют, курят, матерятся...
"Вот Игорек..." – вздыхала она ночами, прижимаясь подаренному мишке.
***
После ПТУ мать устроила дочь работать кондуктором. Начальница Ольга Петровна очень удивлялась, что явно недалекая девочка хорошо считает. Люба хотела рассказать, что Зоя Павловна так не думала, поэтому постоянно мучила ее задачами на цены и сдачи. Но женщина отмахнулась от объяснений, велев выходить на работу в пятницу.
Прошел год, другой, третий...
Внезапно умерла Любина мама. Поднималась с сумками по лестнице к ним домой на четвертый этаж, и вдруг остановилось сердце. В тот день из ее отца навсегда ушла веселость. Кто-то из соседей сказал, что у него взгляд стал потухший, и, похоже, он вскоре уйдет вслед за женой. Такие разговоры очень напугали Любу. Она и сама заметила, что папа стал чаще вздыхать, да смотреть с тоской в небо. Но как-то обходилось.
В целом же отец держался неплохо. Стал меньше пить и, стараясь заработать побольше, устроился на вторую работу. Вот только деньги все равно уходили как вода сквозь песок, оставляя на руках всего ничего. К тому же дочь неразумно могла купить какой-нибудь шампунь или особенное мыло... Впрочем, он ее не ругал, а только приговаривал: "Ну, дык без этого вам, бабам, никуда". А Люба радовалась, обнимала всепонимающего папу, а затем бежала мыться...
Отец погиб в пожаре через пять лет. Ходили слухи, что возгорание на складе произошло не случайно. То ли кто-то хищения покрывал, то ли конкуренты диверсию устраивали, а может что-то более серьезное, потому что не будут же эти капиталисты просто так похороны оплачивать, да еще дочери компенсацию давать. Наверняка рот затыкали дурочке.
А Люба жила дальше. Утром просыпалась, собирала себе на обед остатки ужина, наливала в термос чай, закутывалась по погоде и шла на работу. Там ее очень ценили, давая часы, от которых другие отказывались. Девушка безропотно принимала любое назначение, "каталась" свою смену, а потом возвращалась в свою двухкомнатную квартирку, где практически ничего не поменялось со смерти папы. Она готовила ужин, ела, немного грустила о родителях, затем принимала душ. Спала Люба по-прежнему в своей небольшой кровати, отделенной от двуспальной родительской поставленным поперек комнаты шифоньером. А на ее подушке лежал мишка, которому перед сном предстояло узнать о сегодняшних пассажирах и сколько из них напоминали Игорька... Ну, не забывался этот мальчик. Просто совсем не забывался. А порой даже снился. Как войдет в вагон, увидит ее и позовет к себе, в сказку... А затем начинался новый день.
Сбой, как положено, случился внезапно. Поздним дождливым вечером в ее подъезде обнаружился сидящий на ступенях полуголый мужчина. Развешенные на перилах для просушки куртка, рубашка и носки давали объяснение происходящему. Впрочем, Любу объяснения совсем не интересовали. Мало ли кто в подъездах ошивается. Главное на нее не нападает, ничего не требует, так пусть сидит. Она хотела пройти вдоль стеночки мимо, но вдруг "зацепила" мужской взгляд. Потерянный. Как у папы.
Сбившись с шага, Люба остановилась на лестничной клетке. Ее глаза пробежались по лицу и поджарой фигуре мужчины, отметив, что по возрасту он ей, пожалуй, действительно годится в отцы. Или близок к этому. Гладко выбритые щеки подчеркивали задубленную временем кожу, а в очень коротко стриженых волосах заметны отблески седины. Однако в сидящем на лестнице незнакомце совершенно не чувствовалась ни грамма возрастной изношенности. Скорей, наоборот: от его тела веяло стойкостью способной выдержать любые невзгоды. Он казался куском скалы, привыкшей отбивать нападки беснующегося моря. В чертах его лица отчетливо проглядывала закаленная жизнью жесткая суровость.
На самом деле, Люба таких людей опасалась, воспринимая их как очень острый нож. Ведь одно легкое неловкое движение и сразу огромная кровоточащая рана. К тому же полуголый незнакомец совершенно ничем не напоминал Игорька.