Вот только его взгляд...
Сидящий на лестнице посмотрел на стоящую перед ним, и та, по никому непонятной причине, вдруг спросила:
– А вы ужинали?
Мужчина молча встал, собрал развешенную одежду, а затем мотнул головой, предлагая женщине пройти вперед. Они поднялись на четвертый, зашли в квартиру.
Внезапный гость принялся с деловитой неспешностью пристраивать свою одежду для просушки, а хозяйка пошла в спальню, где в шкафу лежали оставшиеся от ее отца футболки. Ими она довольно регулярно пользовалась как домашней одеждой. Остальные папины вещи разобрало налетевшее воронье "сердобольных" соседей.
Вернувшись в комнату, Люба первым делом уперлась взглядом в синее пятно висящих на батарее мужских джинсов. Их хозяин, оставшись в одних длинных серых трусах, с невозмутимым лицом принял футболку, обозначив свою благодарность легким наклоном головы.
Они вместе прошли на кухню, где неторопливо в четыре руки стали готовить ужин. Остатки куриного бульона, маленькая кастрюлька макарон, два зажаренных до хрустящей корочки кусочка рыбы и овощной салат, нарезанный крупными мужскими кусками. И все в молчании. Только скупые реплики "Где?", "Передай", "Я сделаю".
После еды гость по собственному почину взялся за мытье посуды. Люба же, внезапно вспомнив о "спать уложила", застелила для него диван в комнате, после чего отправилась в душ.
Привычные полчаса спустя, она вышла закутанная по своему обыкновению в полотенце и только в коридоре сообразила, что ей стоило позаботиться о другой одежде. На ее счастье, мужчина все еще находился на кухне, что позволило проскользнуть в спальню незамеченной.
Торопливо нырнув в глухую байковую ночнушку, Люба в растерянности посмотрела на дверь, гадая, нужно ли идти, желать "Спокойной ночи", или нет. Донесшие из ванной комнаты звуки ответили: "Не стоит". Довольная избавлением от мучительного выбора она легла в кровать, обняла, как любит, своего мишку и вдруг поняла, что ей нечего рассказывать. Сегодняшний гость перечеркнул собой весь прошедший день. А говорить о нем самом не получалось. Он был каким-то слишком реальным, чтоб сравнивать с Игорьком, и вызывал слишком много несогласующихся друг с другом эмоций, не дававших подбирать слова для описания. Выбитая из колеи рутины девушка недовольно ворочалась в надежде поймать ускользнувшее умиротворение, пока неожиданно не открылась дверь спальни. В каком-то остолбенении она следила за приближающимся силуэтом. Мужчина сел на край кровати, снял с себя остатки одежды, а потом без суеты залез к ней под одеяло. Деловито поддернув на девушке ночнушку, он по-хозяйски стал наваливаться на нее.
– У меня этот... СПИД, – пискнула она, вспомнив придумку одноклассницы.
Замерев на мгновение, мужчина посмотрел на лежащего медведя, потом в широко распахнутые женские глаза и с завораживающей хрипотцой произнес:
– Мы его не разбудим.
"Кого?" – хотела спросить Люба, но не успела. Процесс пошел. А растерянность не ушла. Но отторжения не было, хотя желания войти в ритм не возникло.
Обессиленное тело опало на нее и прерывистое дыхание, коснувшись ее уха, донесло тихое: "Хорошо ты пахнешь, девочка". Слова впитались в душу, а потом как бабахнули радостью, что сердце сразу застучало часто-часто. Руки взметнулись в потребности прижать к себе, пальцы с наслаждением прошлись по коротко стриженым волосам...
Утро. "Мне пора", – шепчет ночной гость. В кровати становится много свободного места, но оно вызывает больше неудобства, чем теснота. Открыв глаза, Люба смотрит на удаляющуюся мужскую спину. Затем порывисто вскакивает и спешит на кухню. Ведь мужчине нужен завтрак. Мама всегда готовила папе бутерброд с чаем. А потом Люба ему делала...
Он появился на пороге кухни одетым, с курткой в руках. Посмотрел смущающе прямым взглядом ей в глаза, подхватил с тарелки кусок хлеба и, буркнув "Увидимся", ушел.
– Совсем не Игорек, – прошептала Люба, подходя к окну. Она долго там стояла, вглядываясь в силуэты прохожих, но безрезультатно. Ей так и не удалось увидеть своего ночного гостя. Видимо, он пошел в другую сторону... Зато настало время ей самой собираться на работу.
Девушка отошла от окна, посмотрела на нетронутую чашку и вдруг расплакалась. Она толком не понимала, почему плачет, но душа сжалась от боли, и слезы катились бесконечным потоком, забивая горло тяжкими рыданиями.
С трудом успокоившись, Люба зашла в ванную, увидела себя в зеркале и опять завыла горестно.