— Его-ор. — стону ему в рот. — Я хочу тебя.
Он отрывается от меня так резко, словно я ударила его током. Сгребает большими ладонями моё лицо, заглядывая в глаза.
— Блядь! — рявкает парень, скрежеща челюстями.
Не обращая внимание на его странное поведение, продолжаю жаться к нему бёдрами. Накрываю ладонью член, оборачивая пальцы вокруг толстого ствола.
— Пожалуйста. — сиплю, начиная дрочить ему.
Северов ловит моё запястье, отдирая от своей плоти, и утыкается лоб в лоб.
— Это не ты, Диана.
— Я! Что за бред? — шиплю, стараясь высвободиться из его цепкой хватки.
— Не ты.
— Я!
— Блядь, Ди, ты так возбуждена из-за наркоты. Тебя ещё не отпустило. Опять, сука, накрыло.
Его слова работают, как ушат ледяной воды. Дёргаюсь назад, поскальзываясь на мокром поддоне. Егор прибивает обратно к себе, гладя ладонями спину. Я жадно хватаю пропитанный влагой воздух, но всё равно задыхаюсь. Меня начинает трясти. Северов выходит из кабины, таща меня за собой. Накидывает на плечи большое махровое полотенце, растирая вдруг окоченевшее тело.
— Какой наркоты? — толкаю почти беззвучно, когда он за руку приводит меня в спальню и толкает на кровать.
— Не знаю, Диана. Вчера тебе было так плохо, потому что какая-то мразь подсыпала тебе наркотик.
— Но кто и зачем? — шепчу еле слышно, закутываясь в чистый плед, который даёт Гора.
— Не знаю. Но я обязательно найду его и убью.
— Почему? — поднимаю на него робкий взгляд, ощущая, как глаза наполняются влагой.
Северов накрывает мою щёку ладонью и целует в лоб.
— Потому что ты мне не безразлична. Потому что не смог тебя забыть. И отпустить не смог.
— Егор… — шелещу, стараясь поймать его ускользающий взгляд.
Как же мне хочется в это поверить. Вернуть всё. Попробовать начать заново.
— Попробуй ещё немного поспать. — даёт мне какую-то таблетку и стакан воды.
Видимо, подсознательное доверие к нему куда глубже, чем поверхностная обида. Послушно принимаю пилюлю и запиваю её большим глотком воды. Только проглотив, всё же спрашиваю:
— Что это?
— Снотворное. Тебе сейчас надо больше спать, чтобы действие наркоты выветрилось.
— Но мне надо домой. Хомка… — шуршу, стараясь удержать глаза открытыми. Веки вдруг становятся очень тяжёлыми. — Мне нельзя спать.
— Кто такой Хомка? — серьёзно выбивает Гора.
— Щенок. Он… голодный.
Мысли путаются. Голова становится будто вакуум. Силы медленно уползают. Вздохнув, перестаю сопротивляться притяжению постели. Парень поправляет плед и убирает мокрые волосы с лица. Так знакомо и нежно.
— Будь… рядом… — шепчу, проваливаясь в темноту.
Последнее, что понимаю, матрац прогибается под тяжестью тела, а сильные руки обнимают со спины, прижимая к груди.
— Всегда.
В следующий раз просыпаюсь, когда на улице уже темно. В комнате я одна. Сознание абсолютно ясное. Никакой паники и путаницы нет. Я знаю, где я нахожусь, и помню, что делала и о чём просила. Мне не стыдно. Обычно, когда люди делают что-то под воздействием алкоголя или наркотиков, наутро жалеют, но не я. Всё уже случилось, и изменить этого нельзя.
Тело больше не болит, а в глазах не рябит. Только теперь понимаю, что во время прошлого пробуждения даже видела всё будто в тумане, хотя и не воспринимала этого. Откидываю плед и свешиваю ноги. Коснувшись стопами прохладного пола, вздрагиваю. Заворачиваюсь во влажное полотенце и подхожу к шкафу. Открыв, снимаю с тремпеля рубашку и натягиваю на себя. Не взглянув на своё отражение, выхожу из комнаты. Северова нахожу на кухне. Он смотрит в открытое окно, затягиваясь сигаретным дымом.
Несколько секунд позволяю себе просто изучать его. Он опять без футболки. Широкая спина, сужающаяся к талии, в некоторым местах изрезана ломанными линиями шрамов. Они же виднеются на левой стороне шеи и боку.
Откуда они? Что случилось? Почему он не говорит? А имею ли я право спрашивать? Между нами всё кончено. То, что произошло ночью и утром — всего лишь эпизод, который я добавлю в копилку своих воспоминаний и спрячу в самый дальний уголок сознания. Я не смогу быть с ним. Не могу больше верить. Всё, что он сделал для меня за последние сутки, не даёт ошибиться. Что-то ещё осталось. Но я так сильно боюсь снова ему довериться, что предпочитаю проигнорировать эти звоночки. Лучше остановить всё сразу, чем потом опять умирать в одиночестве.