— Для сотрудников бесплатно. Там, — показывает глазами влево, — бассейн. Если есть свободное время, то можешь без проблем посещать. Но опять же, — делая паузу, косится на десяток присутствующих мужского пола, — будут подбивать клинья. Не обижайся, но ты для них — свежее мясо.
Будто в подтверждение её слов к нам подходит мужчина около тридцати или немного больше. Не такой смазливый красавчик, как Самойлов или Муров, но по-своему привлекательный. Черты лица жёсткие, но улыбка на тонких губах сильно их смягчает. Покрытая блестящими каплями пота кожа, отсутствие футболки и крепкие руки разжигают сексуальный интерес к нему.
Чёрт…
Блядь…
Диана, успокой гормоны. Сейчас не до этого. Да, он что надо, но ты сюда пришла работать, а не трахаться.
Сглотнув, перевожу дыхание. Натягиваю на лицо такую же маску, как носит Настя, чтобы скрыть заинтересованность.
— Настюша. — обнимает он её за плечи. — Как Тёмыч? Как Никуся?
— Привет, Валер. Артём на работе упахивается. Никуська растёт. Трещит уже во всю.
По тому, как она сияет, понимаю, что это о дочери. Значит, у них родилась девочка. Когда-то я тоже мечтала о дочке. О нашей с Егором дочке.
Едва эта мысль задевает сознание, в глазах появляется влага. Жгучая такая. Опасная. Давно переставшая быть привычной.
— Извините. — бросаю, едва ли не бегом вылетая из зала.
Бегу, пока не обжигаю лёгкие раскалённым летним воздухом, который жадно хватаю распахнутыми губами. Сгибаясь пополам, прижимаю ладони к груди, стараясь унять боль. Там же непрошенные крики удерживаю, рвущиеся наружу.
Да что же это такое? Почему? Почему сейчас? Я же справлялась. Жила. Не надо. Пожалуйста. Не надо. Я не могу так. Больше не могу. Когда я забуду? Когда? Когда? Когда перестану думать о нём и о глупых детских мечтах?
— Когда ты исчезнешь совсем? — всколыхиваю воздух разорванным дыханием. — Отпусти меня. Чёрт… Отпусти.
— Ты как? — ложится мне на плечо Настина ладонь.
От её касания вздрагиваю и выпрямляюсь. Снова маска. Снова броня. Снова пустота. Справляюсь. Живу.
Живу ли?
— Нормально. Это всё жара и нервы. Наверное, — хмыкаю, скашивая расплывчатый взгляд ей за спину, — просто переволновалась.
— Уверена? Я видела много тех, кто волнуется, но…
— Но со мной всё в порядке. — обрубаю жёстко. — Давай закончим с экскурсией.
Она будто тухнет и остальное время рассказывает обо всём уже без улыбки. Я тоже особого энтузиазма не проявляю. Слушаю. Запоминаю. Мотаю на ус. Оживляюсь только, когда начинаем обсуждать непосредственно мою работу. Всё, что она озвучивает, уже знакомо, поэтому никаких трудностей в этом не вижу.
Полностью погружаюсь в первый рабочий процесс. Настя очень сильно помогает, поддерживает, объясняет. В какой-то момент задерживает внимание на моём лице, даже не стараясь этого скрыть.
— Что? — режу прохладно.
— Сорри, если не в своё дело лезу, но любопытство сильнее меня. — выпаливает с милой улыбочкой, а мне вдруг втащить ей хочется. Просто потому, что сама я больше не могу так же улыбаться. Она сминает пальцами край юбки и высекает. — У тебя кто-то есть?
Серьёзно, мать её?! Какое ей дело?
Только чтобы не выдавать истинного состояния, зеркалю её улыбку и киваю головой.
— Да. Я живу с парнем. С Сашей. — несу непродуманную ложь, сама не понимая, на кой чёрт это делаю.
Всё ещё защищаюсь? Боюсь, что она расскажет Егору обо мне?
Похрену. Он в прошлом. В прош-лом! Нахрен тебя, Северов.
— Вот как. Ясно. — будто ещё сильнее тухнет.
Странная она. Или всё же нет? Вспомнила меня? Не вспомнила? Что за странные вопросы и поведение?
Впрочем, все эти вопросы так и остаются без ответов на протяжении всей следующей недели.
Я приступаю к работе. Пока ещё только разбираю записи предыдущего психолога, устраиваю свою работу, раскладываю бумаги так, как мне удобно. Притаскиваю себе электрический чайник, кружку, чай, кофе, сахар, печеньки, конфеты. Делаю запасы того, без чего не могу жить.
На данном этапе меня почти не дёргают. Дают свыкнуться. Только Настя или Дима заглядывают и интересуются, как дела и прогресс. Мы ходим с ними обедать. В какой-то момент Северова ошарашивает меня вопросом:
— Тебе нравится Самойлов?
Прокашлявшись, прячу раскрасневшиеся щёки.
— Бред. — отрезаю уверенно.
— Опять же, дело твоё, но он просто прирождённый сердцеед. По его вине у нас уже четыре сотрудницы уволились. Он красиво ухаживает, сыплет комплиментами, но как только доходит до постели, всё прекращается. Решать, конечно, тебе, но Самойлов умеет в себя влюблять, а потом вдребезги сердца бить.