— А что я слыхал, Юра, — сказал Виктор Огарнов, — будто Воропаев на школу сейчас навалился? Выпускники мне рассказывали.
— Задумал он большое дело: специалистов создавать на месте, из своей молодежи. Цимбала, Широкогорова, Городцова возил к ним с докладами, сам выступал. Молодежь здорово ухватилась за его мысль. Сам подумай: на кой мне шут ехать в какой-нибудь случайный вуз, чтобы, окончив его, направиться на работу в чужую область?
— Это-то верно, да какой же выход?
— Цимбал выделил у себя стипендию, Широкогоров берет к себе практикантов.
— Юрочка, Цимбал где сейчас? — спросила из комнаты Варвара.
— Новый масличный совхоз «Пионер» ему поручили. Взвился старик!
— От выдвижения все молодеют, — отозвался Виктор. — Ну и как же со стипендиями?
— Выпускники ухватились за воропаевский проект. Еще бы! Цимбал к себе троих берет. Городцов тоже троих. Колхоз специальный стипендионный фонд выделил.
— Вот бы тебе, Юра, воспользоваться...
— Мне? — рассмеялся Поднебеско. — Мне теперь ни за что не вырваться.
Юрий не стал рассказывать о том почти пугающем его внимании, с которым Воропаев следил за докладами своего молодого выдвиженца. Появившись в середине доклада, он молча выслушивал робкое повествование Юрия и удалялся, не сказав ни слова, а затем, дня через два, поймав его где-нибудь наедине, изображал ему, как он выглядел и какую несусветную чушь нес, в то время как следовало говорить иначе, — и повторял доклад Юрия с таким блеском, что тот слушал, кусая губы.
— Он из меня все жилы повыдергивает, а отпустить не отпустит, — произнес он не столько с сожалением, сколько с гордостью.
Пока позавтракали и наговорились, совсем рассвело. Осенняя заря на юге длится долго и незаметно переходит в утро.
— Так, значит, сынок Алексея Вениаминовича, говоришь, у Лены? — ласково улыбаясь, спросил Виктор, мысли которого все еще витали вокруг воропаевской жизни. — Смотри, какая оказалась!
— Дали б, между прочим, ей какую ни есть стипендию, пускай бы уж с глаз его долой уехала, — покровительственно заметила Варвара.
— Елена Петровна так сначала и думала — уехать, — ответил Юрий, — а потом перерешила. Куда, спрашивается, ехать и зачем? Все ее уважают, всем она известна, да и Воропаева жалко. Знаешь, Варя, сердце кровью обливается, когда я вижу, как он поутру забегает к Сережке. Возьмет мальчика за руку и ходит с ним по садику, рассказывает, чем будет сегодня занят, кого увидит, что сделает.
— Мальчишка на него похож? — заинтересовалась Варвара.
— На него. Чудной такой, резвый, газеты Софье Ивановне каждое утро читает, с Танюшкой песни пост. Души не чает в отце. И Алексей Вениаминович теперь совсем другой стал, мягче, ласковей, не то что раньше. Живет только по-цыгански, и чем тут делу помочь — не знаю.
— Сам виноват, — вставая и потягиваясь, сказала Варвара. — Ты о чем, Юрочка, будешь сегодня беседовать?
— О развитии одногектарничества хотелось бы, Варя.
Варвара широко раскрыла глаза, что, по ее мнению, делало ее неотразимой.
— Ах ты, милый мой, одногектарницу ему надо! — жеманно пропела она. — Приходи ко мне в звено, я тебя научу, с чего начинать, — она ласково потрепала Юрия по щеке. — Твой Воропаев не так бы поступил!
Юрий, никогда не умевший определить, серьезно или шутя говорит Варвара, заинтересовался.
— Ну, а как? Скажи, скажи, я тебя прошу.
— Он бы с одной какой-либо начал. Ну, скажем, с меня. Да не моргай, ну тебя! — крикнула она Виктору. — Какой ревнивый стал, подумаешь! Вот он начал бы с меня — и давай улещать: ты такая, ты сякая, в тебе резервы есть, — и до того он меня этим довел бы, что я два гектара взяла бы, не то что один, и пошла бы — чуб батогом, усы до плеч — по звеньям, всех своих конкурентов подначивать. А вечером он бы обязательно обо мне доклад сделал. Э-эх! — вскрикнула она озорно. — Интересный все-таки мужик этот Воропаев! Не будь у меня Виктора, я б его обломала на веники. Честное слово! Ну, как вы — не знаю, а мне пора.
Варвара убежала, и Виктор с Юрием тоже стали собираться в правление.
Беседа, которую Юрий намеревался провести минут в двадцать пять, сильно затянулась. Движение одногектарниц было не простым делом. Оно требовало от колхозниц отличного знания виноградарства, чем могли похвалиться еще очень немногие. Сбор винограда в «Первомайском» шел зигзагами. Лучшее звено Людмилы Кашкиной, на которое возлагались большие надежды, второй день отставало, хотя сбор шел еще выборочно и не приобрел напряженных темпов,