– Не скажи. У меня ни разу не получилось.
– Чего так?
– Даже не спрашивай! Видел бы ты как ее перекашивает, когда я к ней приближаюсь. Слушай, может у нее просто гармошка сломалась? Ну, гормональная система, то есть эндокринная?
– Так своди к эндокринологу, – посоветовал Макс.
– Честно говоря, дружище, сил моих больше нет терпеть мою счастливую семейную жизнь!
Они ехали по Фонтанской Дороге по направлению к десятой станции.
– И чего делать будешь? – спросил Макс.
– Хочу от жены уйти. Совсем.
Алекс нахмурился.
– Ходили-ходили к психологу, – сказал Макс. – Неужели никакого прогресса?
– Да что там психолог. В кабинете Альберта Абрамовича моя Клава и вежливая, и все понимающая, и послушная. А стоит за дверь выйти, как начинается…
– А как же дети? – спросил Макс. – Все-таки их у тебя двое. Сколько сейчас дочери?
– Оле двенадцать, а Борьке моему восемь. Дочь меня ненавидит, жена и теща ей психику обработали так, что я теперь ее главный враг. А сын… Ты понимаешь, он какой-то туповатый, что ли… Я с ним пытаюсь играть, а он сидит и смотрит на меня оловянными испуганными глазами. Тоже, наверное, моя Клава постаралась. Короче, мне в семье совсем плохо. И я им только мешаю. Так мне кажется.
– Не ценишь ты того, что имеешь, – сказал Макс.
– Ну ты же знаешь мою Клаву. Может, я и любил ее пару недель в своей жизни. Женился-то по залету. И секса у нас нет уже третий год. Вообще. Что же мне теперь, всю жизнь мучиться? У меня, если хочешь знать, в последний раз нормальная женщина была, когда я в армии служил. Был у меня там роман, о котором я до конца жизни не забуду.
– А что же не срослось тогда?
– Обидел я ее сильно. Она со злости и приняла предложение от другого. Как раз подвернулся молодой майор, герой Чеченской войны, приехал погостить к родственникам. По сравнению с ним, я, простой инструктор по рукопашному бою, лейтенант, не смотрелся так уж эффектно.
– Ну уж позволь не поверить, чтобы ты не смотрелся эффектно. А Борьку своего не хочешь докторам показать? Может, это какое-то нарушение?
– Какое там нарушение! В школе отличник, во дворе с ребятами в футбол гоняет. Правда, запыхивается он что-то быстро… Нетренированный он у меня… Не, там Клава и теща мозги детям обработали. Они ж матери верят. Дома каждый день скандалы. То Клава, то теща, я вечно виноватый, и вообще они меня преподносят так, как будто бы я какой-то упырь-кровосос, и только тем и занимаюсь, что жизнь им порчу. Короче, я ухожу.
– Ладно. Если решил уйти от Клавы, переезжай ко мне.
– Спасибо, дружище. Можно я у тебя прямо сегодня останусь?
– Можно.
– Кстати, вот и барчик.
Алекс завернул в неприметный проулок, и скоро они вошли в ярко освещенный бар. У барной стойки сидел скучающий бармен, яркий блондин с серьгой в ухе и пирсингом на брови. Посетителей было совсем немного: две женщины что-то обсуждали друг с другом, да еще влюбленная парочка обнималась в углу.
– Привет! – сказал Алекс бармену, усаживаясь на барный стульчик.
Бармен оживился.
– Добрый вечер. Что желаете?
– Коктейль какой-нибудь сладенький сделай, – сказал Алекс.
– Мохито? – спросил бармен.
– Я в прошлый раз «дольче виту» брал, с клубникой, ваш фирменный, безалкогольный, – сказал Алекс.
– Сию минуту, – сказал бармен.
– А мне, пожалуйста, апельсиновый фреш, – попросил Макс.
Бармен начал смешивать коктейль для Алекса.
– Знаешь, – сказал Алекс. – У меня какая-то обида на человечество назревает, что ли…
– Философия в субботу вечером – мое любимое занятие, – иронично заметил Макс.
– Адвокатская деятельность располагает к философствованию. Когда вытаскиваешь из переделок людей, которые этого явно не заслуживают, поневоле становишься философом. Или когда сидишь в конторе, и нет ни одного заказчика.
Перед Алексом появился коктейль. Он припал к соломинке, медленно втягивая в себя сладкую жидкость. Через несколько секунд апельсиновый фреш с дрожащей наверху пузырьковой пенкой вынесла откуда-то из глубин бара девушка в опрятном кружевном переднике.
– Благодарю, – сказал Макс.
Девушка поставила фреш перед Максом, дежурно улыбнулась и исчезла.
– Ну и в чем же обида? – спросил Макс.
– Да, видишь ли, еще несколько веков назад до наших с тобой лет мужчины доживали в исключительных случаях. Погибали молодыми. На войне, на охоте, во время эпидемий, в пьяных драках и так далее. И дети оставались с матерью одни. А отец оказывался тем, кто незримо их защищает и помогает им жить дальше. Стабильное, счастливое общество. Церковь утешает живых, живые верят, что мертвые – в лучшем мире и что они опекают и охраняют их. А сейчас…