Он был очень похож на мать, а значит, и на Габриела тоже: такие же рельефные черты аристократического лица, мягкие белокурые волосы, томный скучающий вид.
— Как вам наш дом? — поинтересовался он.
— Но она не пробыла здесь еще и десяти минут и увидела пока меньше, чем десятую часть всего дома — да и то не при дневном свете, — напомнила ему мать.
— Завтра я поведу вас на экскурсию, — пообещал он, и я поблагодарила его.
Он еще раз поклонился и отступил в сторону, чтобы мы прошли. Но потом присоединился к процессии и сопровождал нас до комнат на четвертом этаже, которые, наверно, всегда занимал Габриел.
Мы вышли на круговую галерею; ощущение того, что за мной кто-то наблюдает, усилилось еще больше. Здесь висели фамильные портреты в натуральную величину. Горели три или четыре розовые кварцевые лампы, и в их тусклом свете фигуры казались реальными.
— Вот мы и пришли, — сказал Габриел и слегка сжал мне руку выше локтя. В корзинке завозилась Фрайди. Я думаю, ей передалось мое настроение — и она уже знала, что здесь я как в незнакомой тюрьме и что мне здесь не рады. Я успокаивала себя тем, что мы приехали в сумерки, а ясным солнечным утром мои впечатления были бы совсем другими. Эти старинные дома слишком просторны, и если у вас богатое воображение, то с наступлением темноты таинственный полумрак как бы оживает. Я оказалась здесь в странном положении: со временем я должна была стать хозяйкой в этом доме, но всего три дня назад никто из его обитателей ничего о моем существовании не знал. Немудрено, что мне не были рады.
Я стряхнула с себя суеверные страхи, повернулась к портретам спиной и вслед за Габриелом вошла в дверь справа от меня и пошла по коридору. Мы подошли к какой-то двери, и Габриел распахнул ее. У меня вырвался вздох восхищения — комната была очаровательна. Тяжелые красные камчатые шторы были наполовину задернуты. В большом открытом камине горел огонь, на каминной полке резного белого мрамора мягко светились свечи в серебряных сверкающих подсвечниках. Я увидела кровать с пологом из ткани, подобранной под цвет портьер, высокий комод, стулья со спинками, обитыми гобеленом в золотисто-красных тонах. На полу лежали красные ковры, которые, казалось, отсвечивали золотом. Все здесь излучало теплоту. А на столе была ваза с красными розами.
Габриел посмотрел на них, и щеки его порозовели.
— Спасибо, Рут, — сказал он.
— У нас было слишком мало времени, чтобы успеть что-нибудь.
— Какая прекрасная комната! — воскликнула я.
Она кивнула.
— Жаль, что сейчас нельзя посмотреть на вид из окна.
— Примерно через час она сможет это сделать, — вставил Габриел. — К тому времени взойдет луна.
Я больше не чувствовала страха.
— Теперь я оставлю вас, — сказала Рут. — Я распоряжусь, чтобы вам принесли горячей воды. Минут через сорок вы будете готовы к обеду?
Я ответила, что мы будем готовы. И они с Люком ушли. Когда за ними закрылась дверь, мы с Габриелом какое-то время молча смотрели друг на друга.
Потом он спросил:
— В чем дело, Кэтрин? Тебе здесь не нравится?
— Это такое великолепие, — начала я. — Я даже не представляла себе… — Но сдерживать обиду я больше не могла. — Ну почему ты не сказал им, что собираешься жениться?
Он покраснел и расстроился, но я хотела знать правду.
— Мне просто не хотелось никакого шума…
— Шума?! — перебила я. — Но я-то думала, что ты вернулся, чтобы сказать им.
— Да.
— А когда дошло до дела… Ты не смог?
— Кто-нибудь был бы против. Мне не хотелось этого.
— Ты хочешь сказать, что они посчитали бы меня недостойной того, чтобы войти в вашу семью? — Я чувствовала, что глаза у меня горят, я была сердита на него и несчастна в то же время. Как жаль начинать новую жизнь в этом доме таким образом! Габриел обидел меня, я была очень огорчена, потому что начинала понимать: если факт нашей женитьбы надо было скрывать, пока он не станет делом свершенным, — это означало, что мои отношения с новой семьей не будут легкими.
— Боже мой, конечно, нет! — с чувством воскликнул Габриел. Он схватил меня за плечи, но я нетерпеливо высвободилась.
— Они будут так рады… когда узнают тебя. Они не любят перемен, понимаешь? Ты же знаешь, что такое родственники!
— Нет, не знаю, — возразила я. — Конечно, они огорчены. Вот вам, пожалуйста, новый член семьи. Представляю себе, что они чувствуют!
— Кэтрин, но ты не понимаешь!.. — умоляюще сказал Габриел.
— Тогда объясни, — набросилась я на него. — Объясни. Почему это надо было делать тайком?