— Вы что же, изменили свое мнение обо мне?
— Думаю, никогда этого не сделаю. Я всегда восхищался вами. Но я искренне прошу у вас прощения. Позвольте мне объясниться. Скажем так — я испытывал горечь и злость оттого, что потерял человека, которого считал своим братом. А в гневе я всегда теряю контроль над тем, что говорю, миссис Кэтрин. Это одна из моих недостойных черт, которых, я думаю, у меня и без того предостаточно.
— Давайте больше не вспоминать об этом случае.
— Значит, вы прощаете меня и забудете обо всем?
— Простить легче, чем забыть. Первое я вам обещаю. А второе… возможно, со временем.
— Вы так великодушны, миссис Кэтрин. Я этого не заслуживаю. А теперь я хотел бы попросить вас об одолжении.
— Неужели?
— Не для себя, — поспешно добавил он, — а для моей бабушки. Она просила вас навестить ее.
— Это вряд ли можно было понять как просьбу.
Он засмеялся.
— Вы должны простить ее стиль. Она привыкла командовать. Она очень огорчена, что не видела вас, и ей бы доставило большое удовольствие, если бы вы простили ей ее манеру задавать вопросы и не забывали бы, что она просто очень старенькая леди, которая редко когда выходит из дома. \
— Это она послала вас с этим вторым поручением?
— Она понятия не имеет о том, что я здесь. Ее обидел ваш отказ принять приглашение, и я хотел бы попросить вас об одолжении — позвольте мне отвезти вас туда завтра. Я приеду за вами и отвезу вас к ней. Вы не против?
Я колебалась.
— Ну послушайте, — настаивал он. — Вы только вспомните — она стара, ей одиноко, она очень интересуется всеми делами семьи, а вы теперь член этой семьи. Соглашайтесь, прошу вас. Пожалуйста, миссис Кэтрин.
Неожиданно для себя я заметила, что он очень красив: он сощурился от солнца, и в глазах его не было заметно обычной дерзости; его крепкие зубы казались очень белыми на фоне загорелого лица. В нем было что-то от Габриела, только не было такой утонченности черт. Я смотрела на него и чувствовала, что смягчаюсь.
Он сразу заметил перемену в моем настроении.
— Благодарю вас, — воскликнул он. По его лицу разбежались лучики улыбки. Я никогда еще не видела его таким радостным. Как же он любит свою старенькую бабушку, подумала я. Он мне уже почти нравился — ведь, оказывается, он был способен любить еще кого-то, кроме себя самого.
Он взволнованно продолжал:
— Она вам понравится. Несомненно. И вы ей понравитесь — хотя сначала, возможно, и не захочет этого показать. Она, как и вы, сильная личность.
Уже второй раз я слышала от людей о своей силе и вдруг от этого почувствовала себя совсем слабой. У меня даже слезы навернулись на глаза.
Я ужаснулась от этой мысли: расплакаться, да еще перед этим мужчиной?!
Чтобы скрыть свое смущение, я поспешно сказала:
— Очень хорошо, я приеду.
— Это прекрасно. Завтра в два часа я заеду за вами. А сейчас я поеду домой, чтобы рассказать ей, что вы согласились приехать навестить ее.
Он не медлил больше ни минуты. Окликнув конюха, он, кажется, совсем забыл про меня.
И все же он мне понравился. А раз так, то я была готова отбросить прежние предубеждения и отнестись к его бабушке с симпатией.
На следующий день Саймон Редверз заехал в Ревелз точно в два часа дня. Он приехал в фаэтоне, запряженном двумя лошадьми, красивее которых я не видела в своей жизни. Всю дорогу, а это было чуть меньше двух миль, я сидела рядом с ним.
— Я могла бы дойти пешком, — сказала я.
— И лишить меня удовольствия довезти вас? — В его голосе опять послышались насмешливые нотки, но между нами уже не было прежней вражды. Он был рад, что я согласилась посетить его бабушку, а так как его очевидная любовь к бабушке смягчала меня, мы уже не могли относиться друг к другу с прежней отчужденностью.
Келли Гранж было поместьем, построенным, по-моему, менее ста лет назад. Оно выглядело очень современным по сравнению с Ревелз. Дом был сделан из серого камня, вокруг были плодородные земли. Мы подъехали к узорным чугунным воротам, сквозь которые я увидела каштановую аллею. Из сторожки вышла женщина открыть нам ворота; было заметно, что она ждет ребенка.
Саймон Редверз в знак благодарности притронулся к шляпе, а она сделала ему реверанс.
Я ей улыбнулась, а она изучающе посмотрела на меня.
— Интересно, — размышляла я, когда мы поехали дальше, — возможно, это сестра Мери-Джейн?
— Это Этти Хардкасл. Ее муж работает на нашей земле.
— Тогда это она. Мери-Джейн — моя личная служанка, она рассказывала мне о своей сестре.
— В таких местах всегда кто-то кому-то приходится родственником. Кстати, а что вы думаете о Гранж? Никакого сравнения с Ревелз, так ведь?